Само по себе изучение событий или того, как события реперезентируются в нашей психике, является предметом очень многих дисциплин социальной психологии: как мы понимаем кого-то или что-то, какие-то события, происходящие при изучении каких-то профессий, насколько человек понимает, как организована окружающая среда.
Меня больше интересует когнитивный аспект восприятия событий. В этой связи хочу кратко упомянуть, что в когнитивной психологии, в нейропсихологии выделяются два типа знаний: декларативные и процедурные знания. Декларативные знания — это знания «что», процедурные — знания «как». Известно, что эти два знания — независимые или относительно независимые модули, и мы можем даже в клинике наблюдать выпадение либо одного, либо другого. Любое событие, которое мы имеем, включает в себя и декларативные знания, и процедурные знания: что происходит с нами и что мы должны делать, как мы должны в этой ситуации поступать — мы можем интерпретировать события. Конструктом, который позволяет объединить декларативные и процедурные знания, является конструкт скрипта.
По литературе известно, что скрипт имеет уровневое строение. В скрипте, как и в любом знании, можно выделить уровень конкретный, когда конкретно делаешь что-то. Например, скрипт, что я делаю для того, чтобы одеться утром, — скрипт одевания. Абстрактный уровень — это вообще одевание или обувание; можно сказать, что обуть кого-то — это обмануть, это очень широкое. И есть базовый прототипический уровень скрипта, где мы примерно понимаем, в какой ситуации и как мы себя ведем для того, чтобы достигнуть той или иной цели.
Экспериментальными моделями изучения скрипта может быть либо изучение каких-то ситуаций, когда человек должен выбрать, как себя вести, либо изучение глагольных форм. Любое действие прежде всего изучается глагольной формой. Я хочу процитировать исследование моей аспирантки Офелии Бадеян, которое проводилось на билингвах, только армяноговорящих, не знающих русский язык, и только русскоговорящих, не знающих армянский язык. Были составлены два варианта скриптов, они были абсолютно транскрибированы, все выверено. Суть этого эксперимента, изюминка состояла в том, что в армянском языке есть несколько глаголов «готовить»: готовить уроки и готовить пищу. В русском языке «готовить» может правильно употребляться и для уроков, и для пищи. Испытуемым предъявляли через два наушника рассказ, текст — бинауральное слушание. Испытуемые должны были запомнить этот текст: «Маша пошла в магазин, чтобы купить что-то для того, чтобы приготовить суп. Она взяла морковку, порезала…» Длинный скрипт приготовления обеда и такой же скрипт приготовления уроков.
Эти скрипты были выверены по семантической категории, по Вежбицкой, так чтобы все было безупречно. Испытуемые должны были воспроизвести этот рассказ. Оказалось, что в группе армяноязычных людей, для которых сама словоформа глагола «готовить», выраженная двумя словами, уже означает, что мы будем готовить, прежде всего прописывается способ, каким это делается. А для русскоязычных прописывается прежде всего цель, что мы хотим делать. Похожие данные есть в литературе. Меня очень привлекает одна работа лингвиста Анны Папафрагу с соавторами. Они выделили два вида языков и назвали их «языки-пути» и «языки-способы». Они сказали: «То, что делают английские дети, делают греки», — примерно так можно перевести. Это означает, что в английской глагольной системе способ уже указан, поэтому английская глагольная система указывает путь. А в греческой глагольной системе указывается способ. Такое же деление скрипта или развертывание событий: я сначала определяю, как я буду делать, а потом осваиваю, что я буду делать. Такое впечатление, что это повторяет наш онтогенез, такие же данные были получены нами в онтогенезе и в актуалгенезе.
Вместе со своим аспирантом Ахметом Сакбаевым мы провели эксперимент в онлайн-режиме, когда испытуемым предлагалось сыграть в квест. Испытуемый должен был отыскать определенную женщину, агента X, среди прочих женщин. Предъявлялось восемь разных фотографий, и предъявлялось дерево решений, граф решений, что называется. Надо было отгадать, какая из этих женщин является агентом X. При этом при описании агента X давалась обобщенная характеристика, и из этих восьми лиц, восьми фотографий никак нельзя было понять, кто она. Можно было понять, кто этот агент, только по тому, как она себя ведет, по тем действиям, которые она совершает. Заранее нами были выведены три ситуации. Первая — это посещение магазина одежды, и три варианта: фешн, классическая одежда и хипповское — куда каждая из них пойдет. Какие-то женщины пошли в какие-то магазины, и испытуемый предполагал, где же агент X по тому нейтральному описанию, которое ему задавалось. Далее он выбирал из тех женщин, которые шли в книжный магазин. Тоже три варианта, что они выбирали: детективы, какую-то фантастику или эзотерику. И наконец, описывалось поведение этих женщин в ситуации пожара.
По тому, как ведет себя человек в этой ситуации абсолютной неопределенности, все испытуемые с большой достоверностью вычисляли правильного агента X.
По тому, как мы себя ведем, мы можем редуцировать или выявить, кто же мы на самом деле. Понятно, что это искусственный эксперимент, в котором мы сначала просчитали, как этих женщин нужно закодировать, чтобы испытуемые узнали. Но тем не менее если испытуемые узнают, то мы можем сказать, что такие посещения магазина одежды, посещения книжного магазина и поведение в ситуации пожара из восьми женщин достоверно выделяют одну.
Еще один эксперимент — когда нужно нарисовать неизвестное животное по тому, как оно себя ведет. Двум независимым группам испытуемых было сказано, что есть животное, которое живет в толще льда. И просили их рассказать, чем животное питается, как оно двигается, какой у него внешний вид, сколько лапок, хвостиков, глазок. Были составлены некоторые прототипичные картины животных, которые живут в толще льда.
Были выявлены два прототипичных животных. Первое животное — активное, у которого много лапок, которое грызет, размножается, лед буравит со страшной силой. И второй вариант — пассивное, которое просто лежит себе тихонько в этом льду и не шевелится, и лед сам его питает. Эти два выбора животных (это длинный эксперимент, как мы до этого доходили, это расчетные данные) очень хорошо коррелируют с такими личностными характеристиками, как активность и пассивность. Люди, изначально активные, даже такое неведомое животное, которое живет в толще льда, — они это животное видели, они его визуализировали как продолговатое, многоступенчатое, многочастное, которое что-то умеет делать. В отличие от других людей, от условно пассивных или символически пассивных людей, которые представляли это животное скорее как вакуоль, которая спокойно лежит и не движется. В этом эксперименте показано, что само по себе событие, а именно жизнедеятельность животного, в той или иной среде определяет, как его перцептивные признаки: как мы его видим, как мы его можем себе представить, — так и его функциональные признаки.
Резюмируя этот эксперимент и весь массив данных, которым я владею, можно представить себе, что событие само по себе есть сложное комплексное образование, в котором очень причудливо соединяются декларативное знание и процедурное знание. В том случае, если декларативное знание абстрактно, то оно конкретизируется, уточняется процедурным знанием. Что мы имеем, например, при освоении профессии, когда просто нажми эту кнопку, потом эту кнопку, а для чего — неведомо. И наоборот, в случае экспертизы или в случае экспертов, когда декларативное знание имеет жесткую, хорошую структуру, процедурное знание ассистирует декларативному знанию. То есть событие, сделать что-то, увидеть что-то, узнать что-то, заявлено прежде всего целью, и цель является системообразующим фактором события.
