Смерть средневекового правителя не освобождает ни его от обязательств перед общиной, которую он возглавлял, ни эту общину, его подданных от обязательств перед ним. И тело правителя оказывается в центре этих взаимных ожиданий и взаимных обязательств, при этом в системе довольно противоречивых требований, которые к нему предъявляются.
С одной стороны, процедуры, которые так или иначе сопровождают кончину государя, должны вроде бы подчеркнуть некую преемственность власти и не допустить той самой цезуры, которая часто возникала. С другой стороны, очень часто нужно было именно подчеркнуть цезуру, подчеркнуть перерыв, переход власти из одних рук в другие. Это одно противоречие.
Другое противоречие состоит в том, что тело правителя не может одновременно оказаться во всех тех местах, где оно должно быть, поскольку те или иные ритуалы, связанные со смертью государя, происходят на больших расстояниях. И с третьей стороны, еще одно противоречие состоит в том, что ритуалы, сопровождающие сам похоронный процесс, становятся все более и более продолжительными, а тело имеет неприятную особенность разлагаться, поэтому с этим тоже как-то нужно бороться. Тело должно присутствовать, и с ним что-то нужно делать.
Мы видим самые разные опции решения этих противоречий. Например, совершенно замечательная вещь — это разграбление мертвеца. Вплоть до того, что мы знаем о великих государях Средневековья, папе Иннокентии III, например, одном из величайших пап Средневековья, что он лежал брошенный в церкви, покинутый, одинокий, почти нагой, как пишет современник. И это случалось, по-видимому, со многими папами. Вплоть до того, что однажды тело одного папы обгорело, потому что свечи, горевшие возле его ложа, перевернулись и устроили пожар. Если бы там присутствовал хоть один человек, такого бы не случилось.
Столь же печальной была кончина знаменитого государя, короля Вильгельма Завоевателя, победителя при Гастингсе, завоевавшего Англию. Не успел он скончаться, как все люди из его окружения разбежались, исчезли, разграбив его и его шатер, все, что там было. И только на третий день кто-то из местных рыцарей появился, для того чтобы по крайней мере доставить тело к месту, где можно было бы начать похоронные процедуры. Это одна сторона дела.
С другой стороны, то, что касается фикции продолжения правления. Мы знаем довольно любопытные истории про государей, которых выставляли после смерти сидящими на троне. И иногда в таком виде их еще носили по городу. Это, например, замечательная традиция в городе Вюрцбурге. Вюрцбургом, да и всеми окрестностями, правил местный епископ, он еще считался и князем Франконии, у него были замечательные инсигнии: помимо епископского посоха, еще и меч, такое любопытное сочетание для епископа. И вот такого мертвеца усаживали в кресло, облаченного во все литургические одеяния, давали ему в охладевшие руки меч и посох и в таком виде его носили по городу в течение примерно трех дней из одной церкви в другую. И, в общем, похоже, он продолжал править. Последнюю ночь он проводил возле гробницы святого Килиана, покровителя местного епископства, давал, наверное, ему отчет во всех деяниях, которые он совершил. Хоронили, правда, говорят, в нормальной позе — лежащим. А для того, чтобы тело не шаталось, его протыкали насквозь здоровенным толстым колом снизу вверх. Но все равно голова качалась, поэтому старейший из слуг должен был на носилках стоять за спиной у этого государя, держать его голову с митрой, чтобы она чересчур не шаталась.
Кстати говоря, довольно много легенд распространялось в Европе по поводу сидящих мертвецов. Карл Великий якобы был погребен именно таким образом — легенда, которая ни на чем, по всей видимости, не основана. Есть еще разного рода истории о том, что герои должны сидеть после смерти. Гектор, например, именно так якобы был похоронен, а Гектор — персонаж, популярный на протяжении Средних веков.
Но для всех процедур такого рода, конечно, необходимо было каким-то образом тело сохранять. И мы знаем довольно много разных традиций сохранения мертвых тел. Их нельзя все смешивать в некое единое понятие бальзамирования. Скажем, Александра Македонского доставили из Вавилона в Египет в ванной, наполненной медом, а адмирала Нельсона привезли из Трафальгара в Англию в бочке, наполненной ромом. Нельзя о том и другом говорить, что это бальзамирование.
В Средние века мы знаем несколько разных вариантов сохранения тела мертвого правителя.
Самый важный из них — тот, что воспроизводил бы традиционные египетские методы бальзамирования, наиболее эффективные из всех, когда тело буквально потрошат, достают из него все внутренности и затем оставшуюся оболочку обрабатывают. Это приводит к тому, что уважающий себя правитель получает в Средние века как минимум два погребения. Одно — на месте кончины в ближайшей церкви, там как раз хоронят все, что достали из его смертного тела. А второе — там, где ему хотелось самому быть погребенным, куда могут везти и месяц, и два, и три это забальзамированное тело.
Примерно с конца XII века появляется новая мода, когда из внутренностей один орган отделяли, во многом под влиянием каких-то литературных, может быть, отчасти философских образов и метафор, — сердце. В принципе, мышечный мешок ничем принципиально не отличается от менее романтических внутренних органов. Здесь его решили хоронить отдельно. По-видимому, в основе этого было недоразумение, некую литературную традицию приняли слишком буквально.
Ричард Львиное Сердце явился, по-видимому, основателем этой замечательной традиции. Его «львиное сердце» было захоронено в первый раз отдельно от двух прочих мест погребения. И с этого времени постепенно многие государи Европы, хотя и не все, стали приобретать три места погребения. Это было для них очень выгодно, потому что вокруг каждого из этих погребений, вокруг каждой из этих могил устраивалось поминовение, устраивались мемориальные службы. Выгодно было также это и для церквей, потому что они получали богатые вклады, каждый из этих трех храмов, и иногда даже строились надгробия. Причем все три надгробия в каждом из этих случаев были настоящие, полноценные, полнофигурные, с изображением государя. В тех случаях, когда это было погребение только сердца, иногда фигура мертвого государя держала в руках изображение сердца. И только по этому признаку человек, разбирающийся в такого рода кодах, мог понять, что здесь лежит не все тело, а только небольшая его часть.
Но в условиях, например, военного похода нельзя было прибегнуть к рафинированным методам, не было специалистов под рукой, поэтому использовали метод, который получил название немецкого обычая, хотя им пользовались не только немцы. Обычай состоял в том, что тело покойника, покойника знатного, как правило, разрубали на мелкие части и эти части вываривали в котлах довольно долго, пока мягкая плоть не отделялась от костей. Кости собирали и везли благополучно туда, где нужно было, чтобы погребли человека. Мягкую плоть хранили здесь же, на месте, устраивая второе погребение. Довольно варварский, надо сказать, метод, но ему подвергали очень знаменитых государей, таких как Фридрих I Барбаросса или Людовик Святой — они все прошли через этот так называемый немецкий обычай, вынужденный, разумеется, необходимый.
Любопытно, что здесь, по всей видимости, основу его составляет некая неофициальная трактовка концепции воскрешения, с которой не согласился бы ни святой Августин, ни любой другой из Отцов Церкви. Поскольку знать — прежде всего немецкая, но и французская — во-первых, исходила из того, что играет большую роль место погребения, играет большую роль целостность тела. Но что понимать под телом? Здесь, возможно, они ориентировались на высказывание пророка Иезекиила, который всячески настаивал на том, что кости сухие получаются основой для воскрешения. Можно было почитать и латинский текст, в латинском тексте слово ossa можно понимать и как останки, и как кости. Но при таком не очень богословском чтении этого места можно было действительно представить все дело так, что кости являются тем необходимым и достаточным, что обеспечивает воскрешение, когда протрубит ангельская труба, и, следовательно, нужно доставить на место именно их, а все остальное не так обязательно, все остальное присоединится.
Совершенно замечательная версия, которую трудно провести по линии народной религиозности, поскольку мы имеем дело с социальной элитой, а не с низшими слоями общества, которые, так или иначе, вроде бы еще в плену неких языческих представлений. Но это лишнее доказательство того, что средневековое христианство не сводится к учениям только высоколобых интеллектуалов — Фомы Аквинского или того же Августина, что тут были какие-то нюансы, были интерпретации, важные для знати того времени, но не совпадающие с официальными взглядами Церкви.
На рубеже XIII и XIV веков папа римский запретил такого рода расчленения мертвецов. Однако знатные европейские семейства добивались всякий раз от папского престола особых привилегий, позволяющих им тем не менее расчленять своих покойников как минимум на три части, а то и больше. Эта практика сохранялась вплоть до XVII века, в чем может убедиться каждый, кто посещает Вену, где есть специальные отдельные захоронения тела, внутренностей и сердца австрийских государей.
Что оказалось полезным, однако, в этой практике — это то, что европейские медики собирали довольно много разных сведений по поводу анатомии человеческого тела. Хотя анатомия эта была своеобразна. Оказалось, например, что у одного короля сердце было очень-очень маленьким, и это был намек на то, что его могли сглазить или околдовать, и он умер не своей смертью. Это относится к Филиппу IV Красивому, над которым довлело проклятие тамплиеров. А у другого короля, который был известен своим великодушием, сердце оказалось вполне здоровым, но очень-очень большим. Вряд ли можно сказать, что это была чистая анатомия. Скорее всего, здесь было странное соединение анатомических представлений, политических взглядов и общетеологических воззрений.
