Почему немецкие законодатели решили запретить пейнтбол? Как голосование превращается в религиозный ритуал? Чем эскалатор в метро отличается от эскалатора в торговом комплексе? И почему все эти вопросы становятся предметом интереса прикладной социологии повседневности именно в 60–70-е годы? Об этом рассказывает кандидат социологических наук Виктор Вахштайн.
В 60–70-е годы социология повседневности окончательно оформилась в полноценный теоретико-эмпирический проект. Представление о том, что мир повседневной жизни — лишь один из множества миров, который к тому же не обладает никаким приоритетом перед остальными — имело далеко идущие последствия именно для прикладной ее части. Потому что теперь социологи кинулись изучать процессы «перевода» содержаний мира повседневности в другие миры, анализировать именно механику таких переносов.
В 2009 году ФБР начало преследование корпорации LindenLab, запустившую очень популярную в свое время многопользовательскую онлайн-игру «Second Life». В этой игре вы проживаете «вторую жизнь»: знакомитесь с людьми, находите работу, посещаете обучающие курсы… А еще там есть казино. И ваш аватар в игре может играть в рулетку или блэк-джек, делая ставки в валюте игрового мира — линден-долларах (которые, впрочем, можно обменять на настоящие доллары). Если азартная игра (рулетка) транспонируется в неазартную игру («Вторая жизнь») и становится ее частью — это все еще азартная игра? И вообще чем становится игра после транспонирования? Это типичный фрейм-аналитический вопрос. Если на сцене театра в ходе представления действительно казнят человека (как-то было в театре эпохи Тита Ливия) — это спектакль или казнь?
Мы проводили исследование на Балканах, анализировали, чем становится транспонированное голосование. В Албании мы, делая этот шаг — отказывая повседневности в суверенитете и фокусируясь на формулах транспонирования — мы должны осознавать его теоретические последствия. Это полный релятивизм. Ни один мир не существует сам по себе, существованием обладают лишь их отношения. А значит, между миром компьютерной игры, театрального представления, религиозного переживания и, скажем, голосованием на избирательном участке нет разницы. Значение имеет лишь то, как содержание одного мира «переводится» в другой. Далеко не все социологи согласились с таким релятивистским ходом. Один из векторов развития социологии повседневности после Гофмана связан как раз с преодолением такого релятивизма.
