Попыток инвестиционного банкинга было несколько. Самой главной считается период интенсивного строительства железных дорог в Европе, прежде всего во Франции в 1850-е годы. Взрыв в росте и развитии связан прежде всего с банком Credit mobilier и его основателями — братьями Эмилем и Исааком Перейра. Однако были и более ранние попытки. К той же категории относится банк Societe Generale, но не тот Societe Generale, который существует сейчас и который был основан в 1864 году, а Societe Generale бельгийский, который был основан в 1822 году. Это считается первой попыткой поработать с промышленными ценными бумагами, с промышленной клиентурой.
Массовое строительство железных дорог в период 1830–1840-х годов прошло при участии банков, которые в основном погибли в период кризиса 1848 года. Дальше все развитие шло при участии совершенно других банков, которые пришлось создавать после этого кризиса. Практики, связанные с ценными бумагами и фондовым рынком, существовали уже давно: в XVIII веке окончательно оформился рынок государственного долга, существовали международные банкиры, которые специализируются на выпуске государственных облигаций на рынки. Это прежде всего группа Ротшильдов и главная часть их банкирского дома в Лондоне, другие крупные банкирские фирмы лондонского Сити. Такие банкиры есть везде: в Амстердаме, Берлине, Вене и даже в Петербурге. То есть практики вывода ценных бумаг на рынок были разработаны, и осталось только применить их к массовому строительству железных дорог, которое началось с 1830-х годов.
Самое яркое явление, связанное с инвестиционным банкингом, — это история банка Credit mobilier, созданного в Париже в 1852 году. Банк просуществовал до 1867 года, когда он фактически обанкротился и потом постепенно сошел на нет. История Credit mobilier очень яркая: они вышли на рынок, сказав, что «мы будем преобразовывать мир, мы — это новое, инновация, мы — это будущее». Во многом это было тесно связано с идеями сенсимонизма, то есть когда мир преобразовывает капитал и банки. Вокруг было очень много разговоров в прессе, об этом шли общественные дискуссии, это нашло глубокий след в литературе всех стран. Даже если мы будем читать русские тексты XIX века, там очень много написано, что банк Credit mobilier — это что-то очень новое. Они бросили вызов своим главным конкурентам — группе Ротшильдов, которые были символом старого аристократического банкинга, в основном связанного с государственными ценными бумагами. Однако поле битвы в этой истории осталось за Ротшильдами, которые смогли выйти на рынок строительства железных дорог и промышленных инвестиций, смогли быть более успешными в качестве оценки проектов, в качестве управления рисками.
О банке Credit mobilier можно прочесть сводку всех новых оценок в книге «Дом Ротшильдов» британского историка Нила Фергюсона. Автор очень хорошо показал, что все последние десятилетия, когда пытались понять, что же было нового в банке Credit mobilier, выяснилось, что особо ничего. Все операции довольно типичны для своего времени, Ротшильды делали то же самое. Когда стали считать, кто из представителей банков, связанных с Ротшильдами, и банков, связанных с братьями Перейрами, сидел в разных правлениях акционерных обществ, какие дороги кто строил, выяснилось, что часть дорог построена одной группой, а часть — другой группой. Было ли это соперничество таким уж сильным, как его хотели представить в литературе, прессе и общественной дискуссии? Видимо, нет. С другой стороны, если для Ротшильдов всегда было важно, что их ниша — это государственные ценные бумаги, бумаги высшей категории надежности, то именно активность братьев Перейра и их конкурентов заставила их сменить свою политику и стать более гибкими в банковской деятельности.
Деятельность братьев Перейра распространилась по всей Европе. Они основывали банки, которые вкладывались в железные дороги в Германии, в Австрии. Влияние братьев Перейра дошло даже до Российской империи. В 1857 году было основано при их участии Главное общество российских железных дорог, не единственное и не самое успешное общество такого рода в Российской империи. Банкротство банка Credit mobilier, видимо, поставило на повестку дня вопрос о том, как вообще банк, занимающийся вложениями в ценные бумаги, промышленность, железные дороги, должен сочетать риск и надежность своих операций и как правильно он должен выстроить свою модель операций.
В последней трети XIX века инвестиционные операции не представляют никаких проблем для коммерческих банков. Существовало две модели. Во-первых, создается полностью специализированный инвестиционный банк, который занимается только ценными бумагами. Он не занимается операциями, которые могут напугать вкладчика, и вообще не имеет вкладчиков. Поэтому если у банка есть вклады, то он не должен заниматься инвестиционными операциями.
Появляются также депозитные банки, предположим «Лионский кредит» или Societe Generale. Они занимаются вкладчиками, могут покупать, продавать ценные бумаги, если на это есть спрос клиента. Но для того, чтобы ввязываться в рискованные проекты, специально создаются отдельные банки в рамках банковских групп. То есть один банк будет депозитный, традиционный, консервативный, солидный, а другой банк будет рисковать. Если что-то произойдет, тогда вся группа будет спасать инвестиционный банк.
Для Франции характерны именно инвестиционные банки в рамках более широких банковских групп с разной специализацией. И примером такого банка стал банк Париба, банк нижних стран 1872 года (Париба — это аббревиатура). Это банк, который появился в результате слияния Северного банка и банка нижних стран — имеются в виду Нидерланды. Такой же банк Инвестиционный банк Парижского союза, банк Union Parisienne, которому в 1905 году Ротшильды передали все свои русские дела. Что касается Российской империи, то здесь модель больше напоминает немецкую: есть большой, универсальный банк, который осуществляет все виды деятельности, а инвестиционный отдел — это всего лишь отдел при правлении в Петербурге. И если банк хочет построить завод, он этот завод построит, но кроме этого завода, ценных бумаг и фондовой биржи у него еще много других видов деятельности по всей стране. Если что-то происходит на фондовом рынке, банк просто эти убытки покроет за счет деятельности других отделений, других видов операций, где в данный момент, предположим, нет кризиса. Это модель универсального банка, когда мы риск одного отдела покрываем стабильностью и консерватизмом других отделов.
Модель универсального банка, характерная для Российской империи, сложилась в начале XX века. Она выросла из такого феномена, который называется Петербургский банк — это банк с правлением в Петербурге. Такие банки начали свое развитие в тесной связи с рынком государственного долга, то есть это были посредники, которые участвовали в выводе, предположим, ценных бумаг российского правительства на западные рынки. Это могли быть облигации государственного долга, ценные бумаги железных дорог, которые в значительной степени были гарантированы российским правительством. И эти коммерческие банки обслуживали сектор российского финансового рынка, они были востребованы и были важной его частью. Со временем они выросли от роли простого посредника до более статусных позиций в этих операциях. В конце 1880- начале 1890-х годов в Российской империи начинается промышленный подъем: окончательно стало понятно, что это начало индустриализации, началось строительство новой тяжелой промышленности при большом участии иностранного капитала. Этот процесс поощряло российское правительство, и петербургские банки подключились к этой деятельности. Они внесли большой вклад в инвестиционные операции в тот период.
Как это часто бывает, период бурного роста в экономике переходит в период кризиса. Поэтому кризис в Российской империи с 1899 до 1901 года был довольно глубоким. К кризису добавились негативные факторы Русско-Японской войны и революции. Но именно в этот период петербургские банки видимо окончательно для себя поняли, что держаться на одних инвестиционных операциях нельзя, нужна сильная диверсификация операций, необходимо компенсировать риски связанные с петербургской фондовой биржей. Именно тогда появляется модель российского универсального банка, у которого управление находится, предположим, в Петербурге или в Москве, под 100 отделений по всей стране, которые собирают вклады, кредитуют бизнес на местах. Но если нужны, предположим, международные расчеты, этот банк тоже может их осуществлять. Так появляется универсальный банк, который может все. Это довольно типично для периода накануне Первой мировой войны, и российские банки в этом смысле соответствуют общему тренду эпохи.
