Виталий Казаков — Технологическая безработица

— Как проникновение IT в традиционные бизнесы изменяет экономический уклад? Каковы наиболее заметные макроэкономические последствия цифровой трансформации?

— Прорывы в IT и массовое распространение интернета начали кардинально трансформировать рынки, исторически связанные с офлайн-бизнесами, на мой взгляд, пять-десять лет назад. Я достаточно долго занимался энергетикой, поэтому попробуем посмотреть на происходившие и происходящие процессы на примере этой индустрии. Студентам я обычно говорю: принято считать, что сегодня экономические процессы быстро меняются, особенно это касается сектора IT, к которому относят крупные компании вроде Google и Amazon. И мы как-то сходились на том, что IT-компании меняют наш мир, а энергетика воспринимается как традиционный сектор — он тот же, что и пятьдесят лет назад, таким же останется на будущие полвека. Сегодня нельзя игнорировать то, что индустрия энергетики кардинально изменится. Ее потенциал развития сопоставим с прогрессом, который показывают мировые IT-компании. Просто достижения энергетики, связанные с цифровой трансформацией и появлением возобновляемых источников энергии, оказываются не столь известны широкой публике. Мы просто меньше задумываемся об электричестве в розетках в наших домах, чем о смартфонах, которые не выпускаем из рук.

В чем заключалась традиционная парадигма энергетики? В том, что энергия — ограниченный ресурс, который может только дорожать. Сегодня у нас есть технологии, которые позволяют брать энергию из ветра и солнечного света, а они неисчерпаемы. Поэтому энергия, получаемая с их помощью, постоянно дешевеет, в отличие от энергии от сжигания нефти или газа. Новая парадигма энергетики связана с идеей существования бесконечных ресурсов, которые постоянно падают в цене. Экономические процессы вокруг нового типа ресурсов выглядят совершенно иначе. Сегодняшняя нефтяная экономика — экономика ренты, которая приводит к образованию объединений вроде ОПЕКа и различных политических союзов. Участие стран в глобальной экономике и глобальной политике определяется обладанием этого ограниченного дорогого ресурса.

Экономика, основанная на возобновляемых источниках энергии, будет похожа на экономику отрасли производства, например, кондиционеров. Чем занимаются производители кондиционеров? Они используют воздух как ресурс, который фактически бесконечен и бесплатен. Их продукция занимается обработкой этого ресурса — изменением его температуры, например. И экономика энергетики из экономики ренты, скорее всего, будет трансформироваться в экономику процессинга.

— Как на трансформацию, связанную с переходом к возобновляемым источникам энергии, повлияло проникновение IT и роботизации?

— Настоящий взрыв, серьезный поворот в экономике и производстве произошел всего двести лет назад, после пяти тысяч лет относительно последовательного развития. За последние двести лет произошла индустриальная революция: технологические и научные открытия — от станков до роботов — позволили начать производить блага не только посредством физического труда, но и при помощи автоматизации и применения машин. И чем активнее в экономику приходила автоматизация, тем сильнее менялось место человека в экономической цепочке. Большинство трудоспособного населения стояло у сохи двести пятьдесят лет назад, вклад человека в экономику измерялся целиком и полностью объемом его физического труда. И то, что он получал в качестве зарплаты или компенсации, тоже всегда оставалось продуктом физического труда. Когда человек отошел от сохи и встал к станку (продукту индустриальной революции), производительность труда выросла кардинально. Человек и станок вместе стали производить гораздо больше, чем человек с голыми руками. Это означает, что его вклад в экономику и его награждение за это больше не могут сводиться только к благам, в той или иной степени эквивалентным физическому труду.

Вообще процесс развития экономики мы можем представить так, что раньше человек вовлекал в процесс производства только свои руки, но по мере прогресса он все больше использовал свой интеллект, свою голову, придумывая все новые способы оптимизации производства за счет все большей автоматизации.

— Как это сказывается на сегодняшнем состоянии экономики?

— Сегодня новые технологии, в особенности искусственный интеллект (который правильнее определять как искусственные нейронные сети — у нас нет другого кандидата на эту роль), начинают вытеснять человека даже из ниши использования головы. И проблема в том, что, если вдуматься, кроме головы и рук у нас ничего нет. В течение предыдущих двухсот лет было понятно место человека в цепочке производства благ и его вознаграждения за этот вклад: труд рабочих становился все менее востребованным, а труд тех, кто работает головой, становился все нужнее. От все большей части населения требовалась совсем иная квалификация, чем у рабочего у станка, в особенности навыки работы за компьютером. Но сейчас автоматы вытесняют человека из сферы уже интеллектуального труда. Чем же люди будут заниматься? Как будет устроена экономика будущего, когда традиционный обмен времени на работе на экономические блага перестает работать? Вопросов здесь пока гораздо больше, чем ответов.

— Как давно экономисты стали задаваться этими вопросами?

— Довольно давно. Например, Джон Кейнс, один из величайших мировых экономистов, в эссе «Economic Possibilities for our Grandchildren», написанном в 1930 году, размышлял о результатах современного для него прогресса. Он, конечно, в первую очередь имел в виду последствия индустриальной революции, а не возможное появление искусственного интеллекта. Кейнс писал, что стремительный темп автоматизации может привести к ситуации нового экономического равновесия: человеку не нужно будет работать. Несмотря на то что в течение всей своей истории человечество было вовлечено в производственные цепочки, возможно, это может закончиться. Экономические задачи будут решены при помощи технического прогресса, а человечество будет решать задачу распределения произведенного изобилия, искать способы распорядиться свободным временем. Напомню, что это предположение прозвучало в 1930 году, за более чем восемьдесят лет до того момента, когда экономисты стали обсуждать введение безусловного базового дохода, призванного решить проблемы перераспределения благ в новой экономике, где объемы выпуска растут все больше благодаря автоматическим системам, робототехнике, искусственному интеллекту, а не количеству рабочих часов людей.

Еще один интересный в этом отношении текст — «Манифест о тройной революции» («The triple revolution»), написанный в 1964 году коллективом из 34 человек, ученых и журналистов, среди которых были, например, химик Лайнус Полинг, экономисты Гуннар Мюрдаль и Роберт Хейлбронер и другие. Манифест был посвящен фундаментальным изменениям, происходящим благодаря новым технологиям, и сфокусирован на трех главных изобретениях, которые должны были кардинально изменить экономический уклад: трансформации прав человека, появлении атомной бомбы (текст был написан в разгар холодной войны) и развитии компьютерной техники (cybernation). В контексте компьютеризации авторы манифеста писали о стагнации в уровне реальных зарплат, о снижении доли рабочей силы в ВВП во многих странах и в целом о росте структурной безработицы. Также ученых и журналистов беспокоило растущее неравенство. Слова о компьютеризации авторов «Манифеста о тройной революции» удивительно напоминали сочинение Кейнса, созданное на тридцать пять лет раньше. В целом их размышления можно свести к следующему: мы живем в мире, где экономика построена на обработке ограниченных ресурсов, и мы всегда жили в таком мире, мы не представляем себе, что такое экономика, построенная на изобилии.

Мы привыкли жить в мире, где та доля благ, которую получают люди, зависит от их трудовой занятости. Как будет выглядеть экономика, если человек больше не должен быть частью экономической цепочки, если ему это просто невыгодно, раз машина может произвести любой товар лучше, чем человек? Это непонятно. Если участие в цепочке производства для 90% людей является единственным и основным правом на кусок от общего пирога, то чего ждать дальше? Авторы манифеста задались именно этими вопросами, и, насколько мне известно, они первыми заговорили о том, что нужно задуматься об изменениях механизмов распределения благ. Пирог должен делиться не на основе трудоустройства, а на основе неотчуждаемых прав, получаемых от рождения, например. Кусок пирога должен быть гарантирован самим статусом человека, писали авторы манифеста. Безусловный базовый доход (именно в этой концепции нашли продолжение все эти идеи) сегодня действительно стал одной из самых обсуждаемых тем среди экономистов, политиков, социологов. Эксперименты по введению безусловного базового дохода уже есть в Кении, Нидерландах, Калифорнии.

Но история «Манифеста о тройной революции» показательна и тем, что, возможно, мы переоцениваем темп происходящих изменений. То, чего боялись в 1960-е годы, в течение последующих пятидесяти лет так и не произошло. Трудовая занятость как основание для получения экономических благ никуда не делась. Почему? Потому что авторы манифеста жили в эпоху индустриальной экономики и не смогли предвидеть возникновение постиндустриальной экономики, основанной на сервисах и не исключающей человека из цепочек создания стоимости. То есть авторы «Манифеста о тройной революции» знали, что человек перешел от сохи к станку, но не могли знать, что от станка он перейдет к позиции в той или иной фирме в сфере услуг. Только сегодня, когда пройден путь становления экономики постиндустриальной, их прогнозы, по всей видимости, начинают сбываться.

Так что все проблемы, описанные Кейнсом и авторами манифеста, стали особенно актуальны именно из-за стремительного развития систем искусственного интеллекта. У людей по-прежнему нет ничего, кроме рук и головы. Из производственной цепочки руки вытеснили еще сто лет назад, голова становится все менее необходимой сейчас — это именно то, о чем беспокоился Кейнс.

— Возможно ли, что мы просто не видим сфер занятости, куда могут переместиться люди, — в каком-то смысле мы можем совершить ту же ошибку, что и авторы манифеста?

— Разумеется, «мы все сильны задним умом». Сегодня нам легко составить мнение о том, что просмотрели наши предшественники. Я полагаю, что тот факт, что у нас есть только руки и голова, не изменится, поэтому, возможно, наша ситуация отличается от той, в которой люди были полвека назад.

Чем же человек будет заниматься в будущем? Тут есть два аспекта. Во-первых, надо вспомнить то, о чем мы говорили ранее, — о переходе к энергетике, основанной на возобновляемых ресурсах. Во-вторых, человек вытесняется автоматами из большинства сфер, где он был задействован: машины делают лучше все большее количество задач. Сочетание двух этих факторов порождает много вопросов, ответов на которые у нас пока нет. Вопросы возникают не только экономические («Как распределять блага между людьми, если это больше не зависит от их трудоустройства?»), но и философские, например: «Чем же люди будут заниматься?» У большинства людей есть только одно дело, которым они занимаются в течение жизни. Эти проблемы могут в меньшей степени затронуть представителей творческих профессий, деятелей искусства, музыки, ученых. Но для большинства населения этот вопрос остается. Возможно, если сейчас наукой и искусством занимаются 10% населения, то в будущем все будут либо учеными, либо художниками, либо поэтами. Давайте признаемся себе, что это все же довольно утопический взгляд на мир. Возможно, нам стоит уже сегодня прорабатывать различные сценарии.

Нужно сделать еще одну ремарку: сильного искусственного интеллекта (Artificial general intelligence, AGI), способного решать c одинаковой эффективностью самые разные задачи, все еще нет. Поэтому из интеллектуальной сферы по состоянию на сегодняшний день человек пока может быть вытеснен только частично, как обычно заявляют в этой связи. Но я предлагаю вспомнить, что все же большинство людей в своей работе просто выполняют какую-то функцию. В течение последних десятилетий прогресс в экономике достигался именно за счет специализации. Поэтому нам и не нужен AGI, чтобы заменить человека в 90% профессий. Ли Седоль был побежден в го не AGI, а алгоритмом Alpha Gо, специализирующимся только на игре в го. Мой прогноз: точно так же, как искусственный интеллект оказывается способен заменить игроков в го, он будет заменять и специализированных рабочих во все большем числе индустрий, все лучше самостоятельно справляясь с задачами.

— Как процессы, связанные с исключением человека из экономических цепочек, связаны с процессами глобализации рынков капитала?

— Безусловно, мы живем в глобальном мире, одна из особенностей которого в том, что отдельно взятый профессионал теперь конкурирует с профессионалами по всему миру. Хороший пример — рынок музыкальных произведений. Если в эпоху локальных миров в каждой деревне мог существовать один музыкант, всеми любимый, то теперь мы выбираем исполнителя композиции из iTunes, и нам все равно, идет ли речь о нашем соотечественнике или он живет на другом континенте. Локальные музыканты становятся ненужными, потому что у нас есть возможность выбора на глобальном рынке. И так происходит в любой индустрии, особенно сопряженной с творческими профессиями, с умственным трудом — о сохранении этих профессий особенно много говорят как об островке стабильности, куда искусственный интеллект не сможет добраться. Так что из-за глобализации количественный спрос на людей, которые занимаются высшей интеллектуальной деятельностью, сильно снижается, и потенциально растущей безработице, связанной с все большим проникновением искусственного интеллекта, это все-таки на руку.