О выборе профессии
Я не выбирал свою профессию, так само получилось. Начиная с возраста, когда я встал на ноги, меня каждое лето вывозили в Свердловск (теперь Екатеринбург) и оттуда на астрономическую обсерваторию Уральского университета. Моя тетя, Пыльская Ольга Петровна, — астроном из Уральского университета. И с двухлетнего возраста я существовал среди телескопов, карт и диаграмм. Любое мое пребывание на обсерватории было для меня знаковым моментом. У нас там было свое сообщество обсерваторских детей. Это была большая территория с телескопами, на которой мы были предоставлены самим себе. Я все время воображал, будучи еще совсем маленьким ребенком, что я уже прямо сейчас буду заниматься астрономией. Я вырезал какие-то бумажки, на них перерисовывал какие-то графики из научных статей, потом это все скрепками скреплял, и у меня так получались научные книги.
Для меня графики всегда были таким же неотъемлемым атрибутом работы астронома, как карта звездного неба. Если бы мне с самого начала сказали, что звезды — это круто, а графики — это скучно, я бы, наверное, так и думал. Но мне этого никто не сказал, и я на графики тоже смотрел как на что-то магическое. Кроме того, мне давали поиграть со старыми ненужными фотопластинками, на которых было запечатлено звездное небо, и я их рассматривал. Еще я ходил на кафедру астрономии Уральского университета. Там стоял такой замечательный прибор — микрофотометр, который позволял рассматривать фотопластинку под микроскопом. И можно было эту пластинку двигать и представлять, что я лечу между этими звездами. Но, конечно, при этом были еще и взрослые ощущения того, что я сижу перед научным прибором, кручу ручки, мигают лампочки. Мне это все очень нравилось, и в какой-то степени, можно сказать, с тех пор я не изменил своих занятий.
А в первый раз в телескоп я посмотрел в июле 1981 года, когда опять же со своей тетушкой выезжал в экспедицию для наблюдения солнечного затмения в Сибири. Экспедиция располагалась неподалеку от Тайшета. У одного из студентов был с собой маленький телескоп «Алькор». По вечерам, когда позволяла погода, он устраивал прогулки по звездному небу. Это была глухая деревня, абсолютно темная, и небо было шикарным, а в телескоп смотреть на это было просто умопомрачительно.
О выметании пыли из Галактики
Когда я вернулся из армии в 1989 году, определенных усилий потребовало обратное возвращение в учебный процесс. А дальше уже начались трудные времена, и наукой в университете я практически не занимался. Читал лекции, проводил лабораторные, но этим все и ограничивалось, пока на зимней студенческой конференции я не познакомился с Борисом Михайловичем Шустовым. Он мне предложил решить задачу про выметание пыли из Галактики.
Мы знаем, что Галактика, в которой мы живем, полна пыли. Мы также знаем, что в ней есть источники пыли, например звезды, которые пылят, разбрасывают эту пыль, она заполняет межзвездное пространство — все замечательно. Но пыль также есть и в межгалактическом пространстве, где источников пыли нет. Значит, она из галактик в межгалактическое пространство как-то попадает. И вот Борис Михайлович предложил мне построить модель выметания пыли из Галактики. Модель получилась детская, студенческая, но достаточно сложная, включающая принципы распространения пыли вокруг галактик и расчет ее возможного удаления до момента полного испарения пыли в силу высоких температур межгалактического вещества.
В 1994 году я перевелся в очную аспирантуру в Институт астрономии. Помимо исходной задачи про выметание пыли из Галактики, начал решать еще две задачи, последняя из которых стала теперь магистральной темой исследований. Второй задачей было выметание вещества из шаровых скоплений взрывами сверхновых. А третья задача — это химико-динамическая эволюция протозвездных объектов. И так получилось, что у меня к концу аспирантуры было три задачи, вообще никак друг с другом не связанные, говоря совсем честно. И поэтому моя кандидатская диссертация называется «Влияние динамических процессов на химическую эволюцию газо-звездных систем». Такое иезуитское наименование, которое позволило под одной обложкой объединить эти три задачи. Я ее защитил, но так получилось, что шаровыми скоплениями с тех пор я не занимался. Пыль в галактиках только в самое последнее время снова начала входить в зону моих интересов. А все остальное время я занимался эволюцией протозвездных объектов.
О наблюдении в астрономии
Астрономия — это наука наблюдательно-мотивированная, то есть сначала идут наблюдения, а потом теория. И теоретик вынужден следовать за наблюдениями. Наблюдатели получают результаты, задача теоретиков — их объяснить. У нас есть численные модели, которые мы частью разрабатываем сами, частью используем готовые решения. Задавая совокупность физических процессов, мы стараемся понять происходящее в межзвездной среде и вычислить, как выглядели бы процессы, если бы они происходили так, как мы думаем, если бы мы смотрели на них в телескоп. Так мы получаем «синтетические наблюдения» — это как бы наблюдательный результат, но полученный теоретически.
Далее мы сравниваем свои синтетические наблюдения с реальными. Откуда брать реальные наблюдения? Есть три способа получить наблюдения (помимо того, чтобы самому их провести). Самый легкий — воспользоваться архивами. В астрономии принято практически все результаты наблюдений рано или поздно выкладывать в общий доступ. Дело в том, что современные телескопы очень дороги в эксплуатации, никакой астроном не в состоянии оплатить нужные ему наблюдения. Поэтому всегда есть кто-то, кто платит за наблюдения по каким-то своим мотивациям. Астроном может подать заявку на наблюдения. Если его заявка выигрывает, то либо астроном сам проводит наблюдения, либо, что происходит чаще, наблюдения проводят инженеры, техники или просто автоматика. Далее астроном получает доступ к результатам наблюдений, но, поскольку он за этот результат не платил, данные ему передаются только на определенный период. Как правило, это год. Если за год человек совершил свое замечательное открытие и опубликовал его, он молодец. Если год прохлопал ушами, то результат выкладывается в общий доступ, и тогда его может получить каждый желающий.
Второй источник наблюдательных данных — специальные обзорные наблюдения, которые сразу выкладываются в общий доступ. И третий источник: если в общий доступ наблюдения пока не попали или просто не попали, можно обратиться к автору и у него эти наблюдения попросить. Тут тоже бывают разные варианты в зависимости от того, насколько дороги человеку эти наблюдения. Он может их вообще не дать, но это случается нечасто. Гораздо чаще наблюдательные данные передаются на правах соавторства в работе, что совершенно справедливо.
О современных телескопах
Современный телескоп — это очень сложная машина. Поэтому я и сказал, что наблюдения не проводят астрономы. Работа с современным телескопом требует очень высокой квалификации, причем не астрономической, а инженерной. Поэтому между наблюдениями на телескопе и этой замечательной картинкой из FITS-файла стоит сложная математическая процедура, которая называется редукцией наблюдений. То, что непосредственно приходит с телескопа, конечно, так красиво не выглядит. Данные проходят сложную процедуру обработки. Например, изображение может иметь зубчатые края, потому что оно составлено из очень многих изображений. У телескопа, например у «Гершеля», поле зрения маленькое, поэтому получить красивую карту за один снимок невозможно.
Телескоп снимает много раз, потом это все складывается, выравнивается, переводится в понятные астроному единицы. Файлы для наблюдений содержат физические единицы интенсивности излучения. А телескоп проводит измерения в каких-то своих аппаратных единицах. И начальный этап, я подозреваю, наблюдатель все-таки не видит, потому что это больше инженерная задача, чем астрономическая.
Об игре в гражданина Вселенной
Если убрать возвышенность стиля и разговоры о зарождении жизни, о мировоззрении, то астрономия — это разновидность компьютерной игры. Почему людям интересно играть в компьютерные игры? Потому что есть задача или загадка, которую надо разрешить. То же самое и в науке. Но астрономия — это еще и другая реальность. Представляете, мы с вами сидим и смотрим на картинку, где от одного края радиуса туманности до другого свет летит 10 лет (а от нас до ближайшей звезды свет летит 4 года с небольшим), и эту туманность мы исследуем. Я вообще в нашей Галактике как дома: рассматриваю волокна, сгустки межзвездного вещества… Если звезды мешают изучать снимок, мы их со снимка стираем.
Представляете, у каждой из этих звезд может быть планетная система, возможно, даже жизнь, а я их стираю, мышкой в них тыкаю, что-то про них думаю… Я — гражданин Вселенной.
Мы в последнее время начали заниматься галактиками. Берем, допустим, целую большую галактику, похожую на нашу, и накрываем ее такими кругляшками. В каждой из этих кругляшек мы что-то подсчитываем, например полную эмиссию из нее в разных диапазонах. А на самом деле огромный кусок галактики накрыт этим кружком. Там война миров, может быть, происходит, или выстроено «Основание», как у Азимова, или империя из «Звездных войн», а я тут, на Земле, сижу и колечками это все накрыл. Или, устав от административных забот, могу пойти и немного отдохнуть в галактике NGC 628. По-моему, это здорово.
О науке и финансировании исследований
Я вижу, что исследования в астрономии сильно недофинансируются. Думаю, астрономия сейчас везде проигрывает и биологам, и тому, что называется material science, то есть науке о материалах. Наверное, сейчас и в ближайшем будущем будут рулить биологи, и это, в общем-то, правильно. Рискну предположить, что в галактике NGC 628 мы разбираемся лучше, чем в собственном теле.
Но даже при определенном снижении финансирования астрономии денег выделяется вполне достаточно. Вводятся новые инструменты: интерферометр ALMA (очень дорогая машина), который будет очень полезен для нас, поскольку он работает именно в интересующих нас диапазонах; готовится к запуску телескоп Уэбба в Соединенных Штатах, который тоже стоит миллиарды долларов, но тем не менее все-таки полетит.
Конечно, сейчас просто невероятными темпами развиваются исследования Солнечной системы. В 2014–2015 годах был просто всплеск этих исследований. Наверное, они уже даже перестают быть астрономией, становятся своего рода не то чтобы бытом, но чем-то очень близким: можно полететь, потрогать, проанализировать, а что-то и на Землю привезти и анализировать уже здесь.
Интуитивно кажется, что есть тренд постепенного ухода денег из астрономии, но в других странах эта область науки по-прежнему финансируется. Пока особо жаловаться не приходится.
О популяризации науки
Сейчас в жизни любого ученого много гонки, и, выбирая что-то одно, приходится отрывать силы и время от чего-то другого. И если хочется написать понятный научно-популярный текст, часто на это нет времени. А если есть время, значит, нет сил, и в результате тексты получаются не всегда идеальными. Конечно, это не извинение, Воронцов-Вельяминов тоже был профессиональным астрономом и прославился не только своими книгами.
С другой стороны, я думаю, от 1950–1960-х годов мы отличаемся еще и тем, что базовый уровень астрономических познаний у населения просто катастрофический. Я не знаю, с чем это связано. Многие коллеги это связывают с тем, что в школе нет преподавания астрономии. Но если смотреть правде в глаза, в моей школе астрономии тоже не было. В целом сейчас уровень просто жуткий. У меня есть такое любимое «развлечение», когда мы читаем в МГУ межфакультетский курс: в конце я в качестве теста даю студентам два вопроса — «Почему меняются времена года?» и «Почему меняются фазы Луны?». Посчитал — правильных ответов бывает не более 40%. И это в МГУ!
Общаясь с людьми, я тоже иногда задаю эти вопросы, но правильных ответов не бывает практически никогда. Хотя это даже не астрономия, а это природоведение, четвертый класс.
И когда собираешься рассказать о чем-то более сложном, то начинаешь задумываться: как я сейчас буду рассказывать о звездообразовании, о молекулах, о звездном ветре, если люди не знают, что Земля вращается вокруг Солнца?
Но все-таки я думаю, что, когда человек приходит на лекцию, это уже человек подготовленный.
При этом неизвестное должно стимулировать к самообразованию, потому что без самообразования ничего не будет. Если человек сам не хочет, ему бесполезно что-то объяснять. Я знаю, что Сергей Попов всегда эмоционально реагирует, когда ему задают вопрос, ответ на который элементарно находится в Google. Меня такие вопросы тоже озадачивают: если человек ленится нажать пару кнопок и найти ответ в интернете, то надо быть готовым к тому, что и мой ответ будет ему не очень понятен. Есть анекдот про трех жуликов, из которых двое третьему пообещали за 10 копеек объяснить общую теорию относительности. И вопрос: почему третий — жулик? А потому что думал, что он общую теорию относительности за 10 копеек изучит.
Об ответственности научных журналистов
У меня к журналистике хорошее отношение и плохое отношение к тому, что ее сейчас мало, потому что, к сожалению, за редким исключением специализированных СМИ, то, что мы видим, журналистикой назвать нельзя.
Вопиющий пример из астрономии: у «Роскосмоса» есть серия роликов «Интересно об астрономии», в которых понятно демонстрируется интересный, но неновостной факт. Один из роликов у них был про столкновение туманности Андромеды с нашей Галактикой. То, что туманность Андромеды к нам летит, известно уже очень давно. Но журналисты новостных СМИ, которые впервые в жизни услышали этот факт, воспринимают его как новость и начинают именно в таком качестве тиражировать: «Ученые из „Роскосмоса“ предсказали столкновение Млечного Пути с туманностью Андромеды». Журналисты часто не делают стандартного fact checking: можно погуглить, позвонить кому-то, спросить. Считаю это ленью и халтурой, потому что они не делают того, что должен делать журналист. Сейчас же как часто эта система работает: журналисты посмотрели иностранные информагентства Reuters, CNN, NBC, нашли то, что сочли новостью, безграмотно ее на русский язык перевели, один опубликовал, остальные растиражировали — и это называется журналистикой. Но это же не журналистика на самом деле, а халтура.
Есть еще телевизионные каналы, которые специализируются на научных мистификациях. И здесь последствия ужасны, потому что большое количество людей смотрят такие передачи и воспринимают всерьез очередной ужас: Земля замерзнет, Земля расплавится, атмосфера улетит. Мы посмеялись, и все, а многие начинают паниковать. Кто ответственен за вред, причиняемый при этом психике? Я пока не выработал единого мнения по этому вопросу. С одной стороны, если кто-то поверил в явный бред, это его проблема. С другой стороны, люди внушаемы, и ничего с этим сделать нельзя. И однозначно ли человек виноват в том, что кто-то воспользовался его внушаемостью, я не знаю.
