— Давайте поговорим об истории Варфоломеевской ночи и сначала вспомним исторический контекст, что этому предшествовало, какие были события.
— Для начала надо сказать, что это такое. В 1572 году, когда в Париж съехалась протестантская знать на свадьбу их вождя Генриха Наваррского с сестрой короля Маргаритой Валуа, в ночь накануне праздника св. Варфоломея (24 августа) католики перебили протестантов, как приехавших, так и местных, прямо или косвенно поддержавших новую веру. Эта резня вошла в историю как беспрецедентный акт жестокости, нетерпимости, религиозного фанатизма. Существует масса художественных произведений на эту тему, а также многочисленные их экранизации.
Теперь подробнее. Во Франции шли Религиозные войны, начало которых часто датируют 1 марта 1562 года, хотя много документов, в том числе те, что хранятся в Санкт-Петербурге, свидетельствуют о том, что столкновения на религиозной почве начались с 1559 года.
— То есть это конфликт между католиками и протестантами?
— Да. О том, что Католическую церковь надо реформировать, знали все как минимум с XV века. Но «реформа» понималась как возврат к изначальной форме, к изначальному христианству. Люди понимали это возвращение по-разному, но только когда гуманисты, ратовавшие за возрождение древней образованности, сформировали поколение знатоков греческого, древнееврейского и арамейского языков и сформулировали принципы филологической критики текстов, поборники реформ начали поиски истинного, неискаженного смысла Священного Писания. Выяснилось, что там ничего не говорилось о продаже индульгенций и культе святых, включая Деву Марию. Все это придумано позже и, следовательно, нелегитимно. И реформаторы во Франции, Германии, Англии и в других странах выступили за пересмотр «узурпаций» — притязаний пап на власть над государями, монастырское землевладение, безбрачие духовенства. Католическая церковь первое время отступала под натиском реформаторов, но затем предприняла контратаку, силу которой нельзя недооценивать. Обновленному в ходе преобразований, во многом связанных с Тридентским собором, католицизму удалось выстоять и вернуть себе ряд территорий. И фронт этой борьбы проходил через Францию.
Была ли у Реформации социальная подоплека? Историки долго и небезуспешно ее искали. Действительно, кто-то из реформаторов мечтал поживиться за счет конфискованных церковных богатств, кто-то — сократить число церковных праздников, чтобы работники меньше отлынивали от труда, кто-то хотел свести счеты с соседом. Но не следует забывать, что главной заботой человека было спасение души. И когда порой перед ним вставал выбор: костер или отречение, находились те, кто отказывался отречься. Можно ли говорить о каких-то их корыстных интересах?
В 1559 году французский король Генрих II вынужден был заключить мир с Испанией, отказавшись от всего, что было завоевано в Италии в ходе нескончаемых войн. На фоне всеобщего недовольства в страну возвращались тысячи людей, не имевших иного занятия, кроме войны, и лишенных теперь средств к существованию. Однако воевать с Испанией, куда бесперебойно поступало серебро из американских рудников, и с австрийскими Габсбургами становилось все труднее, а Генрих II хотел довершить начатые реформы государственного аппарата и, главное, искоренить «ересь», поскольку сторонников новой веры становилось все больше, несмотря на суровые наказания. Но 10 июня 1559 года, участвуя в праздничном турнире по поводу заключения мира, сорокалетний король погибает в результате несчастного случая. В последнем заезде безопасное турнирное копье капитана шотландских гвардейцев Монтгомери было сломано, и острый конец древка попал в щель забрала королевского шлема. Король перед смертью успел лишь сказать, что Монтгомери невиновен.
В нелепой смерти короля, гонителя «истинной веры», можно было усмотреть перст Провидения. Кстати, и сам Монтгомери вскоре становится убежденным кальвинистом. Новый король, пятнадцатилетний Франциск II, полностью попал под влияние одного из кланов — Гизов, герцогов Лотарингских, что нарушило равновесие в среде аристократов и связанных с ними дворянских клиентел. Недовольные засильем «иностранных принцев», лишенные должностей, почестей и королевских пенсий, они все более симпатизировали новой вере, сплачиваясь вокруг Бурбонов, древнего рода, отодвинутого от власти Гизами. Антуан Бурбон симпатизировал протестантам, его жена Жанна д’Альбре, королева Наваррская, была убежденной сторонницей учения Кальвина, а его брат, принц Конде, возглавил вооруженную борьбу кальвинистов.
Кальвинизм, получивший большое распространение во Франции, исходил из догмата абсолютного предопределения. Как объяснить его успех и то, что он становится верой активных и энергичных людей? Человек позднего Средневековья и раннего Нового времени жил в мучительном ожидании прихода Антихриста и Страшного суда, что приводило к паническим реакциям, вспышкам отчаяния и насилия. Кальвин с его догматом об абсолютном предопределении, как ни странно, снимал это эсхатологическое отчаяние. Не надо бояться Страшного суда, все уже предрешено, и большинство людей обречены на адские муки уже в силу первородного греха. Однако Господь в силу своей несказанной доброты предопределил к спасению некоторых избранных. И может быть, ты сам принадлежишь к их числу. Постичь Промысел Божий нам не дано, но тебе может быть дарован знак, извещающий о твоем избранничестве: это может быть и жизненный успех (на этом Макс Вебер построит предположение о связи пуританской этики с духом капитализма), но таким знаком могут быть и гонения, которым ты подвергаешься за свою веру; да хотя бы в том, что тебе, в отличие от многих, открылся истинный смысл Писания, трудно не увидеть божественный знак. В кальвинизм охотнее других обращались те, кто чувствовал себя отличным от других и по своему могуществу, богатству или культурному уровню мог претендовать на ведущие позиции. Сторонниками новой веры часто становились аристократы, дворяне, некоторые представители духовенства, судейские, университетские преподаватели и студенты, горожане, в особенности те из них, кто был связан с новыми ремеслами, например с типографским делом и книжной торговлей, а также ювелиры, нотариусы, медики. Крестьяне в меньшей степени оказывались затронуты новыми идеями, хотя и из этого правила были исключения — например, жители Севеннских гор.
— А папа римский при этом не пытался противостоять этому и влиять на паству через свои догматы?
— Некоторые из них были настроены на какой-то диалог с реформаторами, другие были бескомпромиссны, третьи говорили, что нужно бороться, но, отвечая на критику, самим вступить в борьбу за избавление от поразивших церковь пороков. В целом борьба оказалась успешной — достаточно указать лишь на создание сети школ, основанных иезуитами и представителями других орденов, на успешную работу «конгрегации святой пропаганды», на расцвет католической философско-правовой мысли конца XVI–XVII веков, на «век святых», как называли историки взлет католической мистики этого периода. Не случайно термин «Контрреформация» сейчас все чаще заменяют на «Католическую реформу». Но и от репрессивных мер, от инквизиции никто не отказывался.
— Как это противостояние развивалось во Франции?
— С одной стороны, были католики, или, точнее, «рьяные католики», готовые сражаться за веру, с другой — кальвинисты, прозванные противниками «гугенотами» (от искаженного обозначения членов швейцарской конфедерации — eidgenossen — так подчеркивалось их иностранное происхождение из швейцарской Женевы). Можно назвать и третью сторону, колеблющуюся, готовую к поискам компромиссов — 60-е годы ее олицетворяла королевская власть.
В 1560 году умирает Франциск II, и власть переходит к его несовершеннолетнему брату Карлу IX, при регентстве его матери, Екатерине Медичи. Она опирается на канцлера л’Опиталя, главного чиновника страны, чтобы прекратить религиозную рознь. Собираются Генеральные штаты, на которых л’Опиталь произносит знаменитую фразу: «Забудьте эти оскорбительные слова — „папист“ (католик), „гугенот“. Помните о том, что мы все — французы, все подданные короля». В Пуасси королевская власть добилась совещания («коллоквиума»), где католики и протестанты должны были работать над примирением церквей. В январе 1562 года королевский «эдикт терпимости» запрещает преследования за веру. Протестантам не разрешается открыто исповедовать свою веру в крупнейших городах, но они могли свободно заниматься этим в своих замках или там, где они составляют большинство. Протестанты могли поступить на королевскую службу, а в случае если возникнет судебная тяжба между гугенотом и католиком, то их дело должны были рассматривать совместные палаты, состоявшие из католиков и протестантов. Идея установления мира была красивой, но она почти никого не устраивала.
— Собственно, почему она не устраивала гугенотов?
— Гугеноты были недовольны январским эдиктом, они не хотели быть меньшинством, которое лишь терпят. Кальвинизм предписывал активную позицию: ты не должен ходить в церкви, где стоят «идолы» — фигуры святых, ты не можешь им поклоняться, иначе ты вероотступник, но ты не должен допускать, чтобы это делали другие. Гугеноты желали полной победы Реформации и того, что король перейдет на их сторону. Их не устраивал эдикт, но еще меньше он устраивал католическое население. У нас есть дневники того времени, и мы видим, какова была реакция католиков. «Еретики» воспринимались как предатели рода человеческого, перешедшие на сторону Антихриста, терпимости к ним быть не может, иначе Господь поступит с твоим градом так, как поступил с нечестивыми Содомом и Гоморрой. А то, что власть вдруг препятствует расправе с предателями, есть лишь знак того, что они пробрались и в окружение короля, и в королевские суды.
Возможность мирно уживаться с представителями иной конфессии казалась немыслимой обеим сторонам. Ведь вера по-прежнему считалась главным, что объединяло людей. Когда на Западе сложился строй, который мы называем феодальным, государство было чрезвычайно слабо: не было армии, полиции, бюрократии, системы единого права, налогов и т. д. Чувство принадлежности к единой мистической общине верных, закрепленное в обряде причастия, было едва ли не единственной «скрепой». И сосуществование в одном королевстве людей, которые по-разному понимают таинства и, главное, таинство причастия (одни верили в реальное пресуществление вина и хлеба в плоть и кровь Христову, а другие говорили лишь о символическом значении евхаристии), считалось несовместимым с существованием государства даже в XVI веке.
Поводом к Религиозным войнам были так называемые убийства в Васси. 1 марта 1562 года губернатор Шампани Франсуа де Гиз, проезжая город Васси, услышал, как в городском амбаре собравшиеся протестанты громко распевают псалмы, явно нарушая январский эдикт. Солдат, посланных разогнать это собрание, встретили камнями и черепицей. В результате свыше семидесяти протестантов были убиты. В Париже герцога встретили как триумфатора, но для протестантов это был сигнал к восстанию.
Гугенотам удалось захватить много городов: Руан, Орлеан, Лион — второй город после Парижа. Так началась первая из длинной серии Религиозных войн. Королевская власть была очень слаба, но авторитет короля оставался высоким. Многие кальвинисты сражались на стороне короля против своих мятежных единоверцев. Маневрируя между католиками и гугенотами, Екатерина Медичи сумела заключить мир в 1563 году, сохранив основные положения «эдикта терпимости». И королева-мать, и ее сын, формально достигший совершеннолетия, но долгое время находившийся под влиянием матери, пытались успокоить страну и усилить королевскую власть в этой распадающейся стране.
— Что было после первой религиозной войны?
— Потом последовали еще две — в 60-е годы. Они сопровождались резней, я бы даже назвал это репетицией Варфоломеевской ночи. Насилия было много с обеих сторон, но их логика различалась. В ночь святого Михаила 29 сентября 1567 года в городе Ниме гугеноты перебили несколько десятков католиков, правда, они не трогали ни женщин, ни детей. Но показательные убийства священников и монахов, грабежи церквей были обычным делом. Спонтанная реакция населения католического была другой: они полностью вычеркивали гугенотов из общины людей, поэтому с ними расправлялись как со скотиной: вспарывали животы, трупы кидали в реку или сточную канаву, закапывали на скотомогильниках.
В конце концов после опустошительной третьей религиозной войны удалось подписать Сен-Жерменский мир в 1570 году. Первое поколение вождей, начинавших войну, сошло со сцены. В 1563 году были убиты Антуан Бурбон и Франсуа де Гиз, в 1569 году погиб принц Конде (раненый принц королевской крови был пристрелен по приказу командующего армией католиков, брата короля герцога Анжуйского — неслыханная вещь). Екатерина Медичи продолжала политику лавирования, она была сама слишком слаба и, когда усиливалась одна или другая партия, помогала слабейшим. В данном случае католики нанесли два сильных поражения гугенотам, но гугеноты продолжали воевать. Они понимали, что пощады им ждать не приходится. И вот она пошла на заключение мира, непопулярного в стране, где все-таки католическое было большинство.
— А сколько было кальвинистов?
— В начале 60-х годов, в период наибольшего распространения кальвинизма, им удавалось иногда контролировать до трети территории. Но сколько было людей, которые им сочувствовали или участвовали, — до 15% населения. Это очень много. Где-то к 70-м годам оставалось до 10%, что тоже, в общем, немало. Но страна в массе своей оставалась католической. Правда, тут решалось все не только числом: гугеноты воевали не за страх, а за совесть. Им помогали из-за границы, протестантские князья, английская королева Елизавета. Католикам, впрочем, помогал испанский король Филипп II, боровшийся за торжество католицизма в Европе. Вмешательство иностранных сил имело тенденцию возрастать, а королевская власть слабела. Нужно было каким-то образом ее укрепить.
К началу 70-х годов между собой конкурировали два проекта выхода из гражданской смуты. Во-первых, проект, который предложил адмирал Колиньи — кальвинист, главный из оставшихся в живых военный лидер протестантов. По условиям мира 1570 года, он вошел в Королевский совет и предложил королю объединить и протестантов, и католиков в патриотической войне, например, против испанцев. Фландрия издавна была вассальным владением французских королей, и теперь, когда Нидерланды восстали против испанцев, не вернуть ли исконные земли, отобрав их у испанского короля — давнего врага французов? Карл IX был захвачен этой идеей, тем более что его брат уже покрыл себя славой на полях сражений, а королю еще воевать не доводилось. Но Екатерина Медичи понимала всю опасность этой затеи — в свое время ее супруг, находясь в зените славы, отступил перед Филипом II, чье могущество с тех пор значительно возросло, а Франция разорена и ослаблена войнами. К тому же помощь восставшим кальвинистам в Нидерландах чрезвычайно усилила бы их французских единоверцев, превращала адмирала в важнейшую политическую фигуру при короле. Королева-мать не привыкла поступаться властью и влиянием, но, главное, она любой ценой хотела сохранить мир внутри страны, как и вовне. Она решает подкрепить внутренний мир, выдав свою дочь Маргариту Валуа за Генриха Наваррского, самого знатного в протестантском лагере. Против этого была и мать жениха, Жанна д’Альбре, и римский папа, и большинство католиков, в особенности население Парижа.
Но свадьба все-таки состоялась 18 августа. Бракосочетание было не в соборе, а на паперти, где свадебный обряд провел кардинал Бурбон — дядя Генриха Наваррского, он для гугенотов выступал как старший в семье (по обычаю, именно старейшина вершил брак), для католиков был приемлем как кардинал. Торжества заполнили город, но 22 августа на адмирала Колиньи было совершено покушение. Стреляли из дома, принадлежащего человеку Генриха де Гиза, у которого были все основания отомстить за смерть своего отца, еще в 1563 году убитого, как полагали, по приказу адмирала. Когда король пришел навестить раненого адмирала, его окружили разгневанные протестанты: король гарантировал безопасность, и теперь он должен покарать преступника, в противном случае гугеноты возьмут дело мести в свои руки.
Вечером 23 августа у короля собралось заседание своеобразного «кризисного комитета» — королева-мать, герцог Анжуйский, хранитель печати Бираг, маршал Таванн и другие советники. Дальше было заседание вроде такой экстренной группы. Что там говорилось, мы в точности не знаем. У нас есть несколько мемуаров: самой Маргариты Наваррской, которой там не было, и она писала с чужих слов, мемуары маршала Таванна, которые редактировал его племянник, то есть тоже информация как бы из вторых рук. И все участники совещания позже перекладывали ответственность друг на друга. По-видимому, там сошлись во мнении, что гугеноты в любом случае не удовлетворятся извинениями и возобновят войну под видом мести. Весь план умиротворения страны оказывался перечеркнут. После совещания были вызваны представители муниципалитета, получившие указание запереть все городские ворота и созвать по тревоге «буржуазную милицию» (городское ополчение). Цель акции состояла в нанесении превентивного удара — устранении гугенотской военно-политической верхушки (убийстве одних, аресте других), чтобы избежать дальнейшего кровопролития.
Ночью отряд герцога де Гиза ворвался в покои адмирала, которого вышвырнули из окна и добили на улице. Несколько отрядов двинулись к домам, в которых были размещены самые видные гугеноты. Но вскоре в дело вмешались толпы вооруженных парижан, и дело приняло совсем иной оборот. Политические расчеты оказались сметены волной насилия, порожденного эсхатологическим ужасом католического населения Парижа.
— В чем состоит основная интрига этих событий?
— Собственно говоря, главная загадка: кто стоял за покушением на адмирала Колиньи? Сам ли герцог де Гиз или Екатерина Медичи через своего подставного наемного убийцу? Последнее было на нее похоже — устранять одних своих противников при помощи других. Убийство адмирала снимало угрозу войны с Испанией, которую она хотела избежать, а гнев гугенотов можно было бы направить на герцога де Гиза. Но адмирал был лишь ранен, а это перечеркивало весь план. И стоило ли королеве, столь стремившейся к миру, рисковать всем, ставя страну перед неизбежностью новой войны?
Версию о виновности герцога де Гиза отрицать не стоит. Тем более что он сам от нее, в общем, никогда не отказывался. Чтобы встать во главе дворянской клиентелы, некогда служившей Франсуа де Гизу, его сын должен был отомстить за отца. Тем более что и брак Маргариты с Генрихом Наваррским, и усиление Колиньи сводили к минимуму влияние клана Гизов при дворе. Но готовил ли он саму массовую резню? Гугенотам, размещенным на левом берегу, в предместье Сен-Жермен, удалось бежать (кстати, отряд беглецов возглавил все тот же Монтгомери), герцог де Гиз, оставив бушующий Париж, отправился за ними в погоню, занявшую весь следующий день. Странное поведение для человека, стоявшего во главе заговора.
Испании, ее агентуре, возможно, было бы выгодно убийство адмирала, призывавшего короля к военной экспедиции в Нидерланды. Но, как показывает корреспонденция испанского посла в Париже, он полагал, что присутствие Колиньи как раз удерживает правительство от открытой войны с Испанией, поскольку все боялись чрезмерного усиления позиций адмирала.
Не совсем ясна роль герцога Анжуйского. Вечером 23 августа именно он настаивал на самых решительных действиях, возможно, рассчитывая укрепить тем самым свое положение в Королевском совете. Он присоединился к избиению гугенотов, и его люди не уступали в рвении людям Гиза. Если у Екатерины Медичи и был изначальный план свалить вину на Гизов и, введя войска, быстро восстановить порядок, наказав убийц, то участие в событиях брата короля делало выполнение этого плана невозможным. События поэтому были пущены властями на самотек.
Но не следует исключать и самого простого объяснения: в адмирала мог выстрелить человек, действующий на свой страх и риск. Это мог быть какой-нибудь мститель за смерть старшего Гиза, или убежденный противник мира с гугенотами, или рьяный католик, видевший в Колиньи воплощение зла.
— Что мы можем сказать о причинах случившегося?
Скорее всего, причин было много, они налагались друг на друга, и роль трагических случайностей также была велика. Но если споры о причинах Варфоломеевской ночи продолжаются, то в оценках ее как одного из важнейшего события в истории Франции сходятся все историки.
