Атомная промышленность была (тогда мы еще не понимали, что это еще и космическая промышленность) совсем засекречена. Со мной в одном классе учился сын профессора Ильи Михайловича Франка. Я бывал у них дома часто, потому что уже рос без отца, и Илья Михайлович ко мне очень хорошо относился. А потом профессор вдруг стал лауреатом Нобелевской премии, но как-то я даже не очень понимал — ну Нобелевская премия и Нобелевская премия. Получили ее за эффект Черенкова — Черенков, Франк и Тамм. Это эксперимент Черенкова: свечение электронов, которые движутся быстрее скорости света в веществе, и поэтому светятся. Но главное, в тот момент эта физика была вокруг, уже была атомная бомба, атомный реактор, физика была у всех на устах. Это было совершенно естественно — пойти в физику.
о завершении классических наук
Когда я стал интересоваться историей науки, то понял, что произошла замечательная метаморфоза — завершение классических наук началом двадцатого века. В физике механика — завершена, в том числе и теоретическая механика, термодинамика — завершена, оптика — завершена. В астрономии тоже то, что видно, уже ясно, на самом деле. Солнечная система понятна, многие вещи понятны. В химии что в таблице Менделеева, уже практически известно, там Менделеев доделывал какие-то поправки. Потом появилась уже органическая химия. Но это какие-то детали. Науки были завершены. Географические открытия завершены. Биология тоже, пожалуйста: практически полные описания всех царств, растительности, животных — завершены. Теория биологии, теория Дарвина восторжествовала. Тайны были: механизм наследственности, например, но ясно было, где разгадка. Была известна клетка. Порознь науки все действительно классику завершили, но еще не соединились.
И было полное ощущение, что дальше нужно систематизировать все. Появилась квантовая физика, теория кристаллов, теория твердого тела и так далее, и так далее. Географические открытия сменились пониманием геологии земли. Науки стали настолько ярко специализироваться, что они рассыпались на сотни, если не на тысячи направлений. Двадцатый век, собственно, этим и занимался, с восхищением познавая структуру того, что изучали. Физика — физику, физические структуры, химия — химические молекулы.
об упрощении
Физика, как всякая наука, — предмет и метод. Предметом физики является физис: как была аристотелевская природа, так и остается. Физик по методологии своего мышления должен обязательно упрощать систему, чтобы довести ее до самого выхолощенного — того, что становится законом. Физик упрощает систему, биолог — он в принципе не может упростить систему, потому что взять скелет — это не человек, взять кишки — это не человек. Биолог должен изучать человека. То есть физик должен довести до абсурда, а биолог не может этого сделать в принципе. А вот химики, биохимики как раз посередине.
о соотношении науки и техники
Техника использует только то, что в науке доведено до формулировок. Наука ограничивает понимание возможностей техники. Инженер не станет делать самолет, который летает быстрее скорости света. Он делает то, что сейчас можно сделать. Генетика появилась, стали заниматься генной инженерией. Лечить молекулярные болезни, думать об имплантантах, которые можно выращивать. Это генная инженерия уже на открытом поле. Самое главное, многие не понимают: у вас есть ниточка с узелками ДНК. Ниточка, а вы из нее получаете трехмерную палитру. Вот чем наука должна заниматься. Но ведь этого вопроса детям в школе не рассказывают, потому что рассказывают только то, что понятно в техническом применении, это линейная область около положения равновесия. Нашу школьную науку преподают на уровне от 1905 года до 1955. Ну, сейчас генетику знают, может быть, чуть-чуть больше, а последних сорока лет мировой науки — нет в образовании вообще!
о законах природы в формулах законов
Вот закон всемирного тяготения: две массы делить на r2. Будет сила. Чем больше две массы, тем больше сила. Закон Кулона: q1 на q2, делить на r2. И всегда восхищало, что вот как похоже! Это совсем не законы природы. Единица на r2 — это всего-навсего трехмерное геометрическое пространство. Просто сфера, здесь силовые линии проходят, здесь единица на r2. Просто они рассеиваются, вся физика в этих струночках, которые соединяют массы, заряды. А единица на r2 — это просто трехмерное пространство, это геометрия, а не законы физики. А то, что мы qq не понимаем и mm не понимаем — про это все молчат. То есть мы себя обманываем, когда говорим, что это законы природы. Это закон геометрический на самом деле. Очень много вещей, о которых в школе не рассказывают, об этом и наши студенты почти не знают. Закон сохранения энергии в механике — mv2/2 — это все знают, энергия никуда не исчезает, только изменяет свою форму.
То есть все базовые законы — это всего-навсего элементарное следствие симметрии времени и пространства.
о симметрии
Симметрию надо воспринимать как череду позиций, которые проходит развивающаяся система, и в начале все они проделывают одни и те же простые па, которые потом усложняются. Фрактальный подход примитивен, фрактальная система повторяет, просто меняет масштаб, поэтому нужно придумывать новую математику. Одно из проявлений симметричных путей — это понятие хиральности. От греческого «хеир» — рука. Мои друзья-физики, поскольку это слово напоминает скабрезность какую-то, говорят «киромантия», «киральный». Я им отвечаю: «Пусть вам тогда гадают кироманты и лечат кирурги».
В биологии есть очень важное понятие хиральности — правость и левость. Есть ахиральные объекты: шарик — в зеркале шарик; кирпич — в зеркале кирпич. Правая рука — а в зеркале левая рука. Это уже хиральный объект. Правое ухо — левое ухо, правая нога — левая нога.
о российских дорогах и точечных системах
Точечные системы — это не просто маленькие, это может быть очень большая система, где все так связано, что все одновременно. На экономическом примере проще. Допустим, Америка — это точечная система. Все финансовые, все материальные потоки мгновенны благодаря инфраструктуре, в течение дня можно привезти что угодно куда угодно самолетом, все можно сделать. То же самое и в Европе. А мы система распределенная. У нас из Ярославля везут шины в Минск для камазов — проходит неделя или месяц. Если деньги переводятся из села какой-нибудь бабушке, то проходит тоже три дня. Письма идут месяцами. Это такие, шутливые примеры. Если говорят о колебаниях, кризисах в экономике на Западе, то у нас это никогда не будет колебаниями, у нас это волны. То есть к нам подходит распределенная система. Нельзя стянуть в точечную систему российскую экономику. В Китае это вовремя поняли, хотя они в этих терминах не рассуждают.
о том, как учиться выбирать
Сейчас у человечества, мне кажется, неправильный путь. Вот они постоянно говорят: «Человек должен быть свободен, он должен общаться, он должен уметь выбирать». Он не может общаться, он не может выбирать, пока он не знает ничего.
Если человек хорошо образован, он интуитивно знает больше, потому что у него ассоциативное мышление из разных вещей. Почему очень часто в истории хорошие физики любили хороших писателей, поэтов? Если они встречались, им было интересно, хотя ничего общего, казалось бы. Это дает именно развитый ум. Ученый не только должен быть честен, он должен всегда уметь сомневаться. В политике не сомневаются. Экономисты в меньшей степени сомневаются. Филологи — это уже ученые, они сомневаются. Но это разный стиль мышления. Военный вообще не должен сомневаться. Он должен постоянно двигаться вперед, потому что, если он на секунду задержится, сюда упадет бомба. А нужно вперед отбежать, взять чужие окопы, а бомбы будут сюда падать. Военный должен только комбинировать.
об экзаменах
Экзамен — это беседа. Меня учил мой замечательный декан покойный, он был парторгом Курчатовского атомного проекта, Фурсов Василий Степанович, я у него замдекана по учебе был. Он говорил, что экзамен и зачет — это форма обучения, а не форма контроля. Да, у нас там были и двойки, и тройки, и пересдавали, и все. Но это форма обучения.
ЕГЭ не учит, это форма контроля. Все рынок — купит или не купит, рынку не важно, с каким настроением ты покупаешь бублик или селедку, ему важен доход, и вот пытаются в таком виде сделать образование. Образование должно быть как воспитание детей. Для этого нужны учителя, для этого нужны учителя учителей. Это тоже иерархия, которой сейчас недостает. Наше министерство образования и министр Фурсенко этого не понимают, я его очень не люблю именно за вот это, за финансизм такой дешевый. Его за это, кстати, Алфёров и выгнал.
о политике и экологии
Я придумал формулу: политика должна быть концентрированным выражением экологии. Что должно стать главной наукой естествознания и вообще объединяющей — это теперь экология. Это совсем не то, что охранять скверики, или говорить: «Ах, у нас плохая экология». Экология не может быть плохой, это наука. Она совсем неплохая.
То, что в Москве строят эти высотные дома — ужасно. Во-первых, выкачали колоссальное озеро, то есть Москва проседает под колоссальным давлением. Кто из вот этих самых лужковых думает, что будет с самой Москвой? Через два поколения в этих местах будут провалы, они будут лавинно нарастать. Нельзя в Москве строить плотно, мы на плавунах стоим. Вот это и есть экология. Экономика здесь не может работать, здесь должна работать экология.
Если говорить о том, куда должна вылиться эта конвергенция наук, я могу сказать, что в физике мне кажется интересным, важным, но мне сейчас кажется самым главной инфраструктура наук в их развитии. И мы сейчас только начинаем это осознавать, через это строить образование, управлять страной, создавать мировое соотношение сил.
