Выяснив, как в Средние века обеспечивалась организация крестового похода, мы теперь обратимся к другому вопросу: кто такие крестоносцы. Считалось, что крестоносцем средневековый мирянин становился тогда, когда приносил «обет креста» (votum crucis). Это отнюдь не означает, что все, кто участвовал в крестовом походе, непременно принимали этот обет. Тем не менее принесение обета сообщало средневековому мирянину соответствующий статус. Что же это был за обет?
Обет крестоносца
«Обет креста» был введен на Клермонском соборе папой Урбаном II, когда он воодушевил всех своей речью и распределил кресты между теми, кто пожелал отправиться в поход в Святую Землю. Реакция собравшихся на проповедь мирян была мгновенной: все стали нашивать их на одежду. Знак креста (signaculum), как считал папа, должен был быть на правом плече (так нес крест на Голгофу Христос), но мог также помещаться между плечами, на груди или на лбу. «Те, кто вознамерился отправиться в это святое паломничество… пусть несут знак Креста Господня на лбу или на груди. У тех же, кто пожелает после исполнения обета вернуться, пусть будет знак на спине между лопаток», — говорил Урбан II в своей речи. Крест прикрепляли к одежде, но некоторые особо фанатично настроенные крестоносцы могли выжигать или высекать его на теле — как это сделал во время Первого крестового похода один монах, не имевший возможности финансировать свой поход: «Дабы придать обману правдоподобие, (он) рассказал, что ангел явился ему в видении и запечатлел крест на лбу», после чего жаждавший чудес народ засыпал хитреца дарами. Кресты, подобно стигматам Христа, могли таинственным образом появляться на телах крестоносцев — так, когда во время Первого крестового похода, в 1097 г. в порту Бриндизи произошло кораблекрушение и на берег вынесло трупы утонувших крестоносцев, «на телах некоторых, а именно над лопатками, были обнаружены знаки креста».
Знак креста, который воин не имел права снимать, пока не совершит обета, имел практически универсальную — четырехконечную — форму; правда, у воевавших в 1147 г. против вендов рыцарей его заменяло изображение креста на шаре. Чаще всего значки были матерчатыми — из золотой нити, шелка или другой ткани, но могли быть деревянными и медными или железными; в позднее Средневековье кресты носили также вокруг шеи на веревке. Их цвет варьировался. В Третьем крестовом походе военные ополчения разных наций пожелали иметь отличающие их друг от друга знаки: фламандцы — зеленые, англичане — белые, французы — красные. Кресты двух тонов — белые и красные — носили участники военно-религиозной экспедиции 1265–1266 гг. против Манфреда. Все же предпочтительным цветом эмблемы на протяжении долгого времени был красный.
Отличительный знак крестоносца — крест — знаменовал прежде всего религиозные намерения крестоносцев и в таком качестве был понятен всем окружающим. Гвиберт Ножанский рассказывает, что вскоре после Клермонского собора в какой-то из морских портов Франции из далеких стран прибыли желавшие присоединиться к походу в Святую Землю «неизвестно из какого народа люди, говорившие на непонятном языке». Скрестив пальцы, эти люди изображали крест и таким образом «из-за недостатка слов показывали, что они желали отправиться в путь за дело веры» — такой язык жестов был доступен всем.
Всякий, кто желал стать крестоносцем и отправиться в Иерусалим, получал крест как отличительный знак. Во время Второго крестового похода, в ответ на горячую проповедь Бернара Клервоского поднялись крики: «Кресты! Кресты!» — и не успел аббат «скорее рассеять, чем раздать» заранее приготовленную связку крестов, как ему «пришлось разодрать свою одежду на кресты и рассеять их» среди собравшихся.
«Осененные крестом» (crucesignati) — так начиная с конца XII в. называли отправляющихся в Святую Землю. Крест был наглядным символом принесения обета, который связывал крестоносца с провозглашенными Христом в Новом Завете принципами: «Если кто хочет идти за мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за мной» (Мф 16:24) или «кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть моим учеником» (Лк 14:27). Принимавший крест следовал новозаветному призыву: «И всякий, кто оставит дóмы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или зе́мли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф 19:29). В мистическом плане крест означал Христа, Его Страсти, Его Воскресение и в целом христианскую Церковь. Но это был также символ покаяния, посредством которого крестоносец получал отпущение грехов, ставшее возможным благодаря Распятию и Воскресению Христа. Крест рассматривался и как талисман, который защищал от дьявола и земных врагов: носившие его на одежде крестоносцы верили, что этот знак является залогом их победы над врагами Христа. Символика креста была чрезвычайно богатой: он мог быть военной эмблемой или мистическим символом, знаком покаяния или талисманом.
Но главное — получение креста из рук священника было публичным подтверждением статуса крестоносца. Еще на Клермонском соборе Урбан II распорядился, что тот, кто возьмет крест, уже не сможет отказаться от участия в экспедиции, раскаявшись в своих намерениях и страшась расставания с близкими. Принятие креста связывало человека обетом, который он должен был исполнить под страхом обета, предъявляя вещественные доказательства — он должен был принести пальмовые ветви, собранные в Иерихоне в саду Авраама, а позже, в конце XII в., папа Иннокентий III требовал еще и письма от короля или патриарха Иерусалима или от великого магистра ордена тамплиеров или госпитальеров. Раз приняв votum crucis, необходимо было уже идти до конца. В XIII в. Иннокентий III неслучайно говорил о наследственном характере обета — передаче невыполненного обязательства потомкам крестоносца. В начале XII в. забывшие о своем долге крестоносцы объявлялись вероотступниками, их лишали наследства, им запрещали посещать церкви, открыто выказывали им свое презрение. В 1099 г. дезертировавшим из армии крестоносцев участникам похода папа Пасхалий II обещал снять отлучение только в одном-единственном случае: если они вернутся в Святую Землю и выполнят свои обязательства, поклонившись Гробу Господню. Контролировать ситуацию было совсем нетрудно — списки принявших крест регулярно составлялись и всегда были под рукой в церквах, поскольку благословение и разрешение священника или епископа было совершенно необходимо отправлявшемуся в крестовый поход мирянину или клирику.
Обет отнюдь не принимался спонтанно, будущий крестоносец должен был пройти через несколько стадий: размышление (deliberatio), намерение (propositum) и собственно обет (votum). Главным мотивом принесения обета были покаянные настроения и жажда спасения. Ими руководились как простые миряне, так и высшая знать. Известно, что французский король Людовик VII стал крестоносцем, дабы искупить свой грех: в 1143 г. во время войны с графом Шампани Тибо II он живьем сжег в городе Витри 1300 мирных жителей. Принося обет, монарх надеялся загладить свою вину. Иногда обет произносился под влиянием страха смерти, болезни или каких-то драматичных обстоятельств. Так было в случае с королем Людовиком Святым, правнуком Людовика Святого: тяжело больной, он был при смерти и чудом остался в живых: «И едва он смог разговаривать, как потребовал, чтобы ему принесли крест, что и было исполнено. Когда королеве, его матери, сказали, что к нему вернулась речь, она обрадовалась этому так, как только возможно. А когда она узнала, что он принял крест, о чем он сам ей сказал, то впала в такую глубокую скорбь, как если бы увидела его мертвым».
Решившись стать крестоносцем, мирянин должен был совершить литургический обряд принятия «обета креста» (votum crucis). Этот ритуал не был универсальным и отличался огромным локальным своеобразием — далеко не всегда существовавшие в разных регионах обряды совпадали с тем образцом, который был дан папой. Но что действительно важно: церемония взятия креста была знаком нового юридического статуса мирянина, как бы внешним проявлением принятых им внутренних обязательств. Она придавала торжественность и публичность непостижимому изменению статуса мирянина, который в результате принесения им обета становился крестоносцем.
Литургический обряд принесения обета был тесно связан с ранее существовавшей церемонией отправления в путь паломника. Ведь крест был также знаком паломнического путешествия в Иерусалим — его нашивали на суму и шапку пилигрима. Существовал и обряд благословения паломника, весьма похожий на церемонию принятия креста — до конца XII в. знатоки канонического права практически не отличали обет крестоносца от обета паломника, и только около 1200 г. они начинают упоминать церемонию принятия креста отдельно. Именно тогда в каноническом праве оформляется теория обета крестоносца. Судя по источникам того времени, votum crucis был настоящим ритуалом, исполненным многозначных смыслов и включавшим различные символические слова и жесты, но в разных регионах он исполнялся по-разному.
Принятие обета могло быть частным событием, которое происходило в приходской церкви в присутствии священника. Но эта церемония могла быть и публичной и совершаться при дворе духовных или светских правителей. Центральный ее момент — передача креста воину в знак признания им обета. Ритуал, как правило, сочетался с мессой (иногда специальной литургией Честного Креста), возможно, исповедью крестоносца, необходимой для получения прощения грехов, и чтением псалмов. Важной частью обряда было благословение креста, посоха и сумы — инсигний (внешних отличительных знаков) крестоносца. Обычно эти предметы — крест (signaculum), как и посох и сума (vestimenta), — помещались на алтарь, дабы подчеркнуть святость ритуала, а крестоносец простирался перед ним (тем самым имитируя форму креста); затем священник, окропив крест святой водой, возлагал его между плеч принимающего обет — тот же в этот момент торжественно произносил клятву — и передавал ему посох и суму. Новый крестоносец совершал обход церквей с просьбой молиться о нем, поклонялся реликвиям, и перед самим отправлением в поход просил благословения священника. Примерно так описывается ритуал принятия креста в литургических книгах, начиная с конца XII в.
Но, скорее всего, обряд принятия креста и получение посоха и сумы изначально были разведены во времени и в пространстве. Так, французский хронист Эд Дейльский описывает, как перед крестоносной экспедицией 1147–1149 гг. 25-летний Людовик VII принял обет крестоносца. 31 марта 1146 г. на торжественной ассамблее в аббатстве Везле французскому королю вручили присланный папой Евгением III крест, затем монарх прослушал проповедь Бернара Клервоского, во время которой тот призвал христиан отправиться в Святую Землю. По возвращении в Париж монарх больше, чем через год, завершил ритуал. Как истинный благочестивый король, Людовик VII «совершил благое деяние, которому стоило бы подражать»: он сначала обошел все монастыри и церкви в Париже и посетил лепрозорий, а затем 11 июня 1147 г. направился в аббатство Сен-Дени, где уже находилась вся высшая знать и где папа Евгений III праздновал Пасху. Там же государь «встретил уже собравшихся папу, аббата, монахов», которые приветствовали его, после чего государь, «смиренно простершись на земле, почтил своего патрона» и святые реликвии аббатства, возложил на алтарь орифламму — знамя французских королей, которое затем получил вместе с сумой паломника из рук благословившего его папы. После завершения обряда французский король вышел из аббатства Сен-Дени новым крестоносцем.
Как и в случае паломничества, принявший обет мирянин временно приравнивался по своему статусу к мирским церковнослужителям или к тем, кто принимал обеты послушания, бедности и целомудрия с целью вступить в религиозный орден — т. е. готовился стать монахом. Но, в отличие от монашеского, статус крестоносца был временным: он действовал максимум три года — срок, в течение которого, как считалось, мирянин имел возможность совершить поход в Святую Землю и вернуться домой. Крестовый поход, как уже говорилось, предлагал христианам путь спасения, который они могли заслужить участием в крестоносной экспедиции, не уходя в монастырь и не отрекаясь от мира.
Как мы помним, во время Первого крестового похода желающих принять обет крестового похода и присоединиться к армии крестоносцев было так много, что папе Урбану II пришлось охлаждать их религиозный пыл. Понтифики пытались предотвратить участие в крестоносных экспедициях не умеющих владеть оружием и несостоятельных в финансовом отношении — бедных и немощных, слишком старых и слишком юных, а также монахов и монахинь, принявших клятву не покидать обитель, людей несвободного статуса и пр. Вплоть до понтификата Иннокентия III желающие участвовать в походе христиане должны были непременно исповедоваться в грехах и проверялись священником на пригодность к участию в боевых действиях.
Примечательно, что Церковь могла не только запретить пойти в крестовый поход, но и обязать участвовать в нем. Как ни парадоксально, в некоторых случаях «обет креста» налагали на мирян за различные злодеяния: преступления против Церкви (святотатство, колдовство, ересь), нелегальную торговлю с мусульманами, поджоги, акты насилия и т. д. Для тех, кому грозили унизительные публичные наказания, членовредительство, штрафы или — тем более — смертный приговор, обет крестового похода, каким бы обременительным он ни был, представлялся желанной альтернативой. И таких примеров было немало. Неслучайно в текстах XIII в. — Жака де Витри и Бурхарда Сионского — можно найти жалобы на многочисленных среди крестоносцев преступников, заполонивших Святую Землю.
Обет крестового похода налагал на христианина строгие обязательства, и Церковь действительно поначалу строго следила за неукоснительным исполнением принятых крестоносцем обязательств, разрешая отсрочку или освобождение от них лишь в исключительных случаях. Однако уже начиная с понтификата Александра III (1159–1181), каноники рассматривают возможность для христианина ослабить условия обета крестоносца. Поначалу освобождение от обязательств обета, которое давалось только папой, осуществлялось на весьма жестких условиях. Основанием для поблажек могли послужить болезнь, немощность, скудость средств, а также необходимость защиты своих владений. В подобных тогда еще весьма редких случаях крестоносцу разрешалось нанять вместо себя другого, изменить условия (коммутировать) обета или выкупить его, возместив расходы на обеспечение воина. В понтификат Иннокентия III ситуация изменилась: Святой Престол разрешил свободно выкупать обет и коммутировать его. Примечательно, что, благодаря нововведениям, мирянам стало намного легче не только освобождаться от votum crucis, выкупая его или посылая другого воина вместо себя, но и принимать обязательства крестоносца. Ведь папа призвал проповедников крестового похода разрешать это делать всем желающим, не проверяя их на боеспособность и даже не требуя, как раньше, получения разрешения на участие в походе со стороны супруги или стоящих выше в иерархии лиц (сеньора или аббата). Тем самым Церковь старалась создать для всех верующих равные возможности, считая, что все христиане должны быть причастны крестоносному движению. Иннокентий III полагал, что собранные во время крестовой проповеди средства, как и церковные налоги, помогут финансировать личное участие в крестоносной экспедиции всех желающих. Но на деле приоритеты организующей поход и стремящейся избавиться от непрофессиональных воинов знати противоречили желанию набожных мирян лично участвовать в походе. К середине XIII в. бедных или немощных крестоносцев, которым разрешали принять крест, уже на следующий день принуждали выкупать свои обеты и именно таким образом оказывать крестовому походу преимущественно денежную поддержку.
Подобно тому как с конца XII в. освобождение от обета путем выкупа становится все более частым явлением, коммутация votum crucis — т. е. изменение его условий — также превращается в широко распространенную практику. Как известно, она могла приобретать самые разные формы: при Иннокентии III крестовый поход в Святую Землю мог быть заменен на военную экспедицию против еретиков, но также наоборот, а при Григории IX и Иннокентии IV крестоносцы изменяли условия обета крестового похода в Святую Землю, участвуя в защите Латинской империи или присоединяясь к борьбе папства против Фридриха II и гибеллинов.
Так или иначе в идеале всякий мирянин, желавший стать крестоносцем, должен был принимать votum crucis. Важнейшая его черта заключалась в том, что, как только обет принимался, крестоносец начинал пользоваться различными духовными и мирскими привилегиями, о которых речь пойдет ниже.
Привилегии крестоносца
Благодаря «обету креста» воин наделялся особым статусом, в соответствии с которым он мог пользоваться различными духовными и материальными привилегиями. Из духовных самой главной была, несомненно, индульгенция. Она могла быть пожалована только папой или кем-то из его посредников — чаще всего епископами. Об индульгенциях всегда говорилось в энциклике — папском документе, объявлявшем крестовый поход. В отличие от других привилегий крестоносца, о которых речь будет позже, индульгенция, видимо, не была автоматическим следствием принятия обета. Знатоками церковного права обсуждался вопрос о том, с какого момента она начинала действовать — сразу после принятия креста или тогда, когда крестовый поход завершен — т. е. исполнено деяние, ради которого обет принесен. Точный ответ важно было знать для того, чтобы решить вопрос о небесном воздаянии для крестоносцев, которые, например, умерли прежде, чем исполнили обет, или даже до того, как приступили к его исполнению. В XIII в., следуя точке зрения Фомы Аквинского, считали, что если индульгенция предоставлялась тем, кто брал крест ради помощи Святой Земле, то для ее действия было достаточно принятия обета; если же индульгенция жаловалась тем, кто сам шел за море, то необходимо было совершить поход, прежде чем она начнет действовать.
Вообще под индульгенцией понимали освобождение от временного наказания за грехи, в которых грешник уже покаялся и вина, за которые прощена в таинстве исповеди. Согласно официальному учению, после исповеди, отпущения греха и исполнения искупительного действия, необходимого для примирения покаявшегося с Богом и Церковью, последняя от имени Бога освобождает грешника от всех или части наказаний, являющихся неизбежным следствием греха. Отпущение применялось не только по отношению к каноническому наказанию, наложенному самой Церковью, как правило, священником во время исповеди грешника, но и к временным карам, наложенным Богом в посюстороннем и потустороннем мире. Основанием для индульгенции признавались некоторые дела — например, паломничество или молитва в определенной церкви.
На учение об индульгенции повлияло представление о разграничении вины и наказания, полагающегося за вину, разработанное в трудах теологов XII в. — Гуго Сен-Викторского, Петра Ломбардского и др., а также сформировавшееся позже учение о «сверхдолжных» заслугах Христа, Богоматери и святых, составляющих «сокровищницу Церкви» — некий запас благодати, из которого папа мог черпать в пользу кающегося грешника.
Теория индульгенций развивалась с крестовыми походами, и для ранних грамот характерна и неточность терминов, и нечеткая формулировка целей. Так, из папских текстов было не совсем ясно, давалось ли прощение грехов всем участникам похода, или только тем, кто отдаст жизнь за Христа — ведь, согласно хронистам, на Клермонском соборе папа сказал: «Всем, кто отправится на эту войну и… расстанется с жизнью, все их грехи будут прощены в тот же миг», в других же источниках об этом условии не говорится. Также не совсем ясно, шла ли речь о прощении всех грехов и полном примирении кающегося грешника с Церковью и Богом или только об освобождении от тяжелых обязанностей епитимьи, которая на христианском Западе включала как устную исповедь кающегося священнику, так и наложенное Церковью искупительное действие.
Как известно, первая индульгенция была дана папой Александром II в 1063 г. воинам за участие в осаде Барбастро — в ней он объявил: «властью свв. апостолов Петра и Павла мы снимаем покаяние и отпускаем грехи».
Как же обстояло дело с индульгенцией, которая предоставлялась крестоносцам? С одной стороны, Урбан II в письме к жителям Фландрии от 1095 г. (и др. текстах) сообщает об отпущении грехов (remissio peccatorum). В то же время в папских документах говорится и о снятии епитимьи. Так, второй канон Клермонского собора объявляет: «Если кто только из благочестия, а не из стяжания славы и денег отправится в Иерусалим для освобождения Церкви Господа, то его поход должно посчитать за покаяние». Здесь, как видим, речь идет просто об освобождении Церковью от наказания, наложенного за грех, в обмен на исполнение другого покаянного акта. Соборные каноны, в том виде, в каком они до нас дошли, не очень достоверны, но в данном случае они перекликаются с письмом папы болонцам в сентябре 1096 г., где он, правда, говорит уже о полном прощении грехов: «Тем, кто пойдет в поход не из влечения к выгоде, но единственно ради спасения своей души и освобождения Церкви (libertas Ecclesiae)… мы милостью всемогущего Бога и властью всех архиепископов и епископов Галлии… полностью снимаем покаяние за грехи, в которых они откровенно и полностью исповедались». Похоже, в это время ясного представления об индульгенции не было, о чем свидетельствуют и колебания преемника Урбана II — папы Пасхалия II, который в своих письмах делает акцент то на снятии искупительного действия, то на отпущении грехов. Но постепенно на церковных соборах и в текстах теологов утверждается идея того, что благодаря «власти ключей», дарованной Христом св. Петру (Мф 16:19), папа как преемник апостола и наместник Христа на земле может предоставлять христианам полную индульгенцию (indulgentia plenaria) — полное отпущение грехов. Эта тенденция отразилась в уже не раз упомянутой булле Quantum praedecessores, изданной папой Евгением III по случаю Второго крестового похода 1147–1149 гг. И хотя он ссылался в этой булле на созданный его предшественником Урбаном II прецедент, по существу Евгений III пошел дальше и предложил более ясный взгляд на индульгенцию: «Тот, кто предпримет это святое путешествие и завершит его или примет в нем смерть, получит отпущение всех грехов, в которых он исповедался со смирением и сердечным сокрушением, и обретет вечное вознаграждение».
Наконец, в 1181 г. папой Александром III была издана булла Cor nostrum: в ней говорилось об индульгенции, предоставляемой Апостольским Престолом рыцарям, которые несли двухгодичную военную службу в Святой Земле: «Милосердием Иисуса Христа и властью святых апостолов мы жалуем им отпущение грехов за все преступления, в которых они исповедались со смирением и сердечным сокрушением». Это был еще один шаг на пути к созданию четкой концепции индульгенции. С этих пор все папские энциклики акцентируют скорее отпущение грехов, чем снятие кары, а начиная с Иннокентия III прибавляют фразу о «вечном спасении и вознаграждении праведников». Так постепенно выкристаллизовалась форма полной индульгенции. Ее можно обнаружить в одной из проповедей Жака де Витри: «Крестоносцы, которые с сокрушенным сердцем исповедались, служат Богу и потом погибают на службе Христа, рассматриваются как истинные мученики, освобожденные от простительных и смертных грехов и от наложенного покаяния, избавленные от кар за грех в этом мире, от наказаний чистилища в том мире, защищенные от мук геенны, увенчанные славой и честью в вечном блаженстве… Никоим образом не сомневайтесь в том, что это паломничество не только даст вам отпущение грехов и награду вечной жизни, но оно для ваших жен, сыновей, родственников, живущих или мертвых, существеннее, чем все то хорошее, что бы вы ни сделали для них в этой жизни. Это полная индульгенция, которую высший понтифик, в соответствии с властью ключей, дарованной ему Господом, предоставляет вам».
Как видим, Жак де Витри, а вслед за ним другие проповедники XIII в. считали, что эффект крестовой индульгенции распространяется на жен и детей крестоносцев, и несколько позже, при папе Иннокентии IV (1243–1254), подобная практика получила официальное одобрение римской курии. Точно так же отраженное в проповеди Жака де Витри мнение теологов о том, что Церковь в принципе может давать отпущение грехов мертвым, очень долгое время оставалось лишь частной точкой зрения.
Лишь в 1457 г. папа Каликст III (1455–1458) в изданной по поводу крестового похода в Испании булле впервые пожаловал крестоносцам индульгенцию, по которой грехи отпускались живым и мертвым, души которых обретаются в чистилище. Но еще какое-то время такого рода индульгенции оставались исключительной особенностью Испании. Только в 1476 г. папа Сикст IV выпустил буллу, в соответствии с которой от временного наказания за грехи могли освобождаться как живые, так и мертвые.
Но в целом настоящая крестовая индульгенция, даровавшая полное отпущение грехов, сформировалась, по-видимому, в XIII в. — она уже не являлась духовным вознаграждением за покаянный акт, но стала гарантией божьей благодати — именно в таком виде она предстает в проповеди Жака де Витри и так существует на протяжении долгого времени.
На каких основаниях могла быть пожалована крестовая индульгенция? Следует отметить, что в папских буллах условия ее получения в большой степени разнились. Поначалу полная крестовая индульгенция предоставлялась только тем, кто совершал вооруженное паломничество в Святую Землю. Неслучайно именно потому некоторые крестоносцы полагали, что если они умрут, не достигнув Иерусалима, то не смогут получить разрешительной грамоты. Впоследствии, как мы знаем, индульгенции стали выдавать за ратный труд воинам на разных фронтах, и ее получение уже было не так жестко связано с паломничеством в Иерусалим. Более точно условия предоставления индульгенции были определены папой Иннокентием III, который, как мы уже говорили, хотел предоставить христианам равные шансы на участие в крестовом походе и духовное вознаграждение. Согласно папским буллам, тот, кто с благочестивым намерением лично участвует в экспедиции, получает полное прощение за исповеданные грехи, как и тот, кто исполнит чужой обет или оплачивает расходы посланного вместо себя воина. Частичные индульгенции, рассчитанные на определенный срок — дни, недели или месяцы, сходные с теми, что прежде предоставлялись за пожертвования на благотворительную деятельность — получали миряне, которые оказывали материальную поддержку крестоносному движению, посещали крестовые проповеди, литургии и религиозные процессии или платили налоги в пользу крестового похода. Так, например, индульгенция на 100 дней выдавалась верующим только за то, что они приходили на проповедь крестового похода и исповедались священнику в грехах. В идеале такого рода индульгенции должны были соответствовать размерам материальной помощи и благочестию кающегося. Однако с течением времени, даже несмотря на попытки ограничить эту практику, полная крестовая индульгенция стала предоставляться всем тем, кто оказывал такую поддержку «дела креста», за которую первоначально давались лишь частичные индульгенции. Поначалу Церковь отнюдь не собиралась извлекать материальную выгоду из религиозного энтузиазма верующих. Папы полагали, что все, кто неспособен — в силу немощности, старости и пр. — лично участвовать в крестовом походе, могут тем не менее оказать экспедиции финансовую поддержку и таким образом рассчитывать на духовное вознаграждение. Но этот план всеобщего участия в крестоносных экспедициях невольно давал повод для различных злоупотреблений. Те, кто имел все возможности — физические и финансовые, — присоединиться к крестоносной армии, заменяли свое участие подношением Церкви. С другой стороны, как уже отмечалось, недееспособные crucesignati поощрялись, если не принуждались, выкупить обет и вознаграждались за это полной индульгенцией. Неудивительно, что уже с середины XIII в. в том числе под давлением знати проповедники, которые помимо своей основной деятельности занялись также коммутированием обетов, перенесли акцент с рекрутирования личных участников в крестовом походе на сбор финансовых средств.
Богословы и канонисты пытались препятствовать тому, чтобы индульгенции стали банальным средством поборов с верующих и удобным для циников способом избежать епитимьи, наложенной священником. Церковные ученые подчеркивали ограниченность возможности священников и епископов снимать епитимью и настаивали на том, что индульгенции действенны лишь в том случае, если кающийся физически не в состоянии исполнить покаянный акт. Подобные представления были в значительной степени подорваны в середине XIV в., когда стала распространяться выше упомянутая концепция сокровищницы добрых дел, которая окончательно оформилась к середине XIV в. — в понтификат Климента VI (1342–1352). Согласно этой теории, папа и его представители могли благодаря «власти ключей» расходовать сокровищницу заслуг Христа и торжествующей Церкви (святых и мучеников) и именно так всемерно облегчить искупительные наказания грешнику. Это учение создало теологическую основу для пожалования индульгенции практически любому грешнику, который «полностью и с сокрушением сердца» исповедался в своих грехах — о его личном удовлетворении Богу за грех речи не было — ведь, как считалось, Христос и святые уже пострадали за него. В дальнейшем распространение этой теории привело к тому, что полную индульгенцию стали предоставлять практически в обмен на материальное пожалование Церкви. Позднесредневековые папы вообще сделали полную индульгенцию доступной для всех. Это произошло в 1300 г., когда папа Бонифаций VIII впервые ввел юбилейную индульгенцию, которой вознаграждались за паломничество в Рим и посещение святых мест. Все это способствовало тому, что индульгенция начала отделяться от крестового похода.
Кроме духовных привилегий, к каковым относилась индульгенция, давший обет крестового похода мирянин мог рассчитывать на целый ряд материальных привилегий. Уже на Клермонском соборе папа Урбан II говорил о защите Церковью участников крестового похода — согласно канону этого собора, персона и имущество крестоносца ставились под защиту «божьего мира» (pax Dei), пока он не вернется из похода. На той же церковной ассамблее папа грозил анафемой всем, кто будет причинять ущерб жене и детям воина, а также его собственности. Эта анафема действовала в течение трех лет — столько времени, как считалось, необходимо, чтобы дойти до Иерусалима и вернуться домой.
С целью защиты крестоносца от насилия Церковь предоставляла своим воинам судебные и имущественные привилегии, очень похожие на те, которыми ранее пользовались паломники в Святую землю. Эти привилегии крестоносцев формировались постепенно в течение XII в. Впервые они фиксируются в уже упоминавшейся булле Quantum praedecessores, изданной в 1145 г., в конце XII в. они фигурируют в постановлениях французского и английского монархов, а также папы Иннокентия III — прежде всего в его булле Ad Liberandum 1215 г. Уже к XIII в. права крестоносцев составляют настоящую систему, которая получила название «привилегия Креста» (privilegium crucis). Она вступала в силу с того момента, как мирянин произносил обет крестоносца.
Почему эта система была так необходима? Понятно, что, стремясь исполнить обет крестового похода, крестоносец сталкивался с массой практических проблем. Оставляя на неопределенный срок свои земли и семью, он должен был иметь гарантию, что во время путешествия в Святую Землю он не утратит принадлежащую ему собственность, а его семья останется целой и невредимой и не будет ущемлена в своих правах. Урбан II неслучайно грозил анафемой врагам крестоносцев. В сохранившихся до наших дней средневековых грамотах зафиксированы многочисленные случаи актов насилия в отношении членов семей крестоносцев, особенно женщин и детей, попыток завладеть родовым фьефом. Разумеется, участники крестоносных экспедиций не могли не испытывать тревогу за судьбу своих близких.
С другой стороны, во время трудного похода через опасные земли крестоносцу нужно было обеспечить свою личную защиту. Надо сказать, что подобные гарантии, хотя и не вполне четко сформулированные, Церковь и раньше предоставляла паломникам и путешественникам, желая оградить их от всяческих эксцессов в пути. Мы опять убеждаемся в том, что статус крестоносца мало чем отличался от статуса пилигрима, и вплоть до конца XII в. средневековое право не рассматривало его отдельно. Следуя уже существующей традиции, западнохристианская Церковь ставила имущество и личность участника крестового похода под защиту св. Петра и Святого Престола. Часто отдельные крестоносцы получали охранные письма от папы, обеспечивавшие им личную безопасность, а нападавших на направлявшихся в Святую Землю воинов Церковь подвергала отлучению. Нередко и монархи — например, английские короли — давали крестоносцам специальные письма, которые обеспечивали их защиту в пути и гарантировали им помощь представителей власти. Таким образом, как прежде всего Церковь, так и светские государи защищали крестоносца. Также и его семья — жена и дети — находились, как считалось, под покровительством св. Петра и потому пользовались поддержкой местных прелатов.
Что касается собственности крестоносца, то здесь главный принцип заключался в том, чтобы обеспечить неприкосновенность его владений — епископы диоцеза несли ответственность за земли и все имущество воина вплоть до его возвращения. У крупных деятелей крестоносного движения мог быть специальный представитель, который охранял их земли и защищал их интересы — т. н. опекун крестоносцев (conservator crucesignatorum). У Людовика VII, например, в такой роли выступал его советник, знаменитый аббат Сугерий.
Кроме того, каждый участник крестового похода обладал определенным набором конкретных юридических привилегий. В общем, смысл этих исключительных прав заключался в том, чтобы вывести крестоносцев из компетенции светского суда. Изначально воины получали право судиться только в церковном суде и таким образом обладали своего рода судебным иммунитетом. В средневековом праве эта привилегия (privilegium fori) обычно предоставлялась прежде всего клирикам и паломникам, а также вдовам и сиротам (personae miserabiles), и участники крестового похода приравнивались к тем и другим по своему юридическому статусу. Однако светский суд постоянно стремился ограничить действие церковного суда в отношении крестоносцев — клерикальный иммунитет от преследований в светском суде был предметом препирательств между папством и светской властью — и в конце концов власти пришли к мнению, что юрисдикционный иммунитет «воинов креста» касался только их личной собственности и движимого имущества, в то время как вопросы, касавшиеся их феодальных держаний, а также уголовные дела, должны рассматриваться в светском суде. Во всяком случае исключительный статус крестоносца выражался в том, что до его возвращения запрещались все судебные процессы по поводу его собственности. Участники военно-религиозных экспедиций могли не отвечать на судебные иски и получить отсрочку в расследовании судебного дела (еssoin). Этот срок мог быть самым разным — от одного года и одного дня до нескольких лет, а иногда вообще не был точно определен. Если же крестоносец участвовал в каком-то судебном деле, то имел право на очень быстрое его рассмотрение, нередко благодаря вмешательству светских властей или папы. Важно и то, что участник крестового похода получал отсрочку в исполнении вассальных обязательств.
Помимо судебных, крестоносец обладал рядом других привилегий, которыми прежде пользовались паломники: в частности, он получал отсрочку в погашении долгов и освобождался от уплаты процентов по долгам. Как говорится в булле Евгения III Quantum praedecessores, «те … кто обременен долгами и с чистым сердцем предпринимают столь святое путешествие, не должны уплачивать проценты за прошедшее время, и если они сами или кто-либо еще за них обязан присягой или клятвой в каком-либо деле, связанном с процентами, то мы своей апостольской властью их освобождаем от нее».
Важнейшая привилегия крестоносца состояла в том, что он мог свободно распоряжаться пожалованными ему сеньором или доставшимися по наследству его семье фьефами — собственностью, которая в Средние века считалась неотчуждаемой. Так, согласно все той же булле Quantum praedecessores 1145 г., «воинам Христа» разрешалось, в том случае, если их сеньоры или члены семьи не могут или не желают им дать денег на крестовый поход, отдавать в заклад за деньги свои земли и другие владения церковным учреждениям и лицам и просто верующим (включая самих родственников), заранее предупредив об этом своего феодала или близких. Этим правом, как мы помним, воспользовался герцог Нормандии Роберт III, заложив своему брату герцогство Нормандии за крупную сумму.
Чтобы собрать необходимые для участия в экспедиции денежные суммы, будущие крестоносцы закладывали не только земельную собственность, но и полагавшиеся им выплаты. Так, клирикам, желавшим отправиться в крестоносную экспедицию и в связи с этим освобождавшимся от крестовых налогов, Церковь предоставляла возможность отдавать в залог прибыль от своих бенефициев — доходных церковных должностей. Вот пример: в 1208 г. папа Иннокентий III позволил участвовавшим в альбигойском крестовом походе священнослужителям заложить доходы от бенефициев на два года. Изданная в 1215 г. булла Иннокентия III Ad Liberandum продлевала срок таких залоговых операций на три года.
Крестоносцам постоянно предоставляли различного рода поблажки: так, в соответствии с той же буллой папы Иннокентия III они освобождались от пошлин и королевских налогов, а в 1188 г., накануне Третьего крестового похода, их даже освободили от «саладиновой десятины» — десятипроцентного налога с имущества, который платился всеми верующими в поддержку крестового похода.
«Привилегию креста» дополняли права крестоносца иметь собственного исповедника, а также вступать в сделку с отлученными от Церкви и даже получать причастие в регионах под интердиктом. Крестоносец мог иногда менять исповедника, а тот мог освобождать его от отлучения. Надо сказать, что циники нередко пользовались подобными уступками, которые предоставлялись им по статусу, для того, чтобы освободиться от власти местной церковной юрисдикции.
Можно предположить, что участие в крестовом походе, благодаря которому на средневекового христианина распространялись различные льготы и привилегии, способствовало его социальному возвышению. И действительно, вернувшиеся из экспедиции крестоносцы продолжали пользоваться не только особым юридическим статусом, но и уважением в обществе. Так, граф Фландрии Роберт I, возвратившийся из Первого крестового похода на родину в 1099 г., весьма ценился в аристократических кругах — возможно, еще и потому, что был наряду с другими знаменитыми крестоносцами воспет в «Антиохийской песни». До конца жизни он почитался как иерусалимлянин (Hierosolimitanus), и это было очень высокое звание. Точно так же Боэмунд Тарентский, возвратившийся в 1106 г. домой, был принят как настоящий герой, так что французский король Филипп I даже выдал за него свою дочь.
Но говоря о в целом высоком статусе крестоносцев и предоставленных им преимуществах в разных сферах жизни, невозможно обойти тему нарушения их прав, как и тему злоупотреблений привилегиями. Частыми были случаи, когда светские власти не давали крестоносцам воспользоваться своими правами, пытались нарушать их судебный иммунитет — и в конце концов, как мы видели, властям удалось ограничить их привилегии. Но бывало и так, что мирянин принимал крест только для того, чтобы избежать какого-то наказания, назначенного светским судом, а иногда крестоносцы, пользуясь своим исключительным статусом, чинили произвол. Неслучайно в 1246 г. французский король Людовик Святой жаловался папе Иннокентию IV на то, что многие принявшие обет крестоносцы, пользуясь безнаказанностью, занимаются грабежом и разбоем и предаются всяческим грехам. Это были досадные недоразумения. Ведь главный принцип, которым руководствовалась Церковь, вводя крестоносные привилегии, все же заключался в том, чтобы признать серьезность и важность принимаемого крестоносцем обета и поощрить его выполнение.
