Для правителей Монгольской империи XIII в. было характерно отношение к религии, которое сегодня назвали бы толерантным. Хотя официальной религией Чингисхана и его ближайших преемников было тенгрианство, ряд Чингисидов по различным причинам принимали иные религии, и это отнюдь не становилось основанием для лишения их прав на трон. Таким образом, приверженность к той или иной религии не являлась фактором ни легитимности, ни делегитимации претендентов. Однако после того как уже в конце XIII–XIV в. три западных улуса распавшейся Монгольской империи (государство ильханов в Иране, Золотая Орда и Чагатайский улус) приняли в качестве официальной государственной религии ислам, а Монголия в конце XVI в. — буддизм, ситуация существенно изменилась. Теперь для обеспечения наиболее полной легитимности монархов требовались не только принадлежность к «золотому роду» и официальное избрание на курултае, но и официальное одобрение влиятельного духовенства, представлявшего соответствующую религию.
В результате ослабления авторитета Чингисидов некоторые наиболее влиятельные политические деятели посчитали, что последнего фактора может оказаться вполне достаточно, чтобы предъявить претензии на трон и ханский титул в ущерб Чингисидам. При этом, как отметил в свое время еще В. В. Бартольд, чингисидский (генеалогический) и мусульманский (религиозный) факторы легитимации зачастую использовались одновременно, обеспечивая законность прав на престол тех правителей и династий, которые в силу происхождения или способа прихода к власти не могли считаться легитимными.
Происхождение от мусульманских святителей
Кочевые аристократы — потомки мусульманского святого: возвышение ногайских правителей. На рубеже XIV–XV вв. всесильный золотоордынский временщик Идигу (Едигей русских летописей) положил начало формированию собственного автономного улуса — Мангытского юрта, впоследствии трансформировавшегося в Ногайскую Орду. Лишь номинально признавая власть золотоордынских ханов, Идигу и его потомки фактически являлись самостоятельными правителями, собирая в свою пользу налоги, формируя собственные войска и выбирая собственных правителей — биев.
Кроме того, хотя средневековый автор Абд ар-Раззак Самарканди упоминает о том, что от Джаныке у Идигу родился сын по имени Султан-Махмуд,[38 ]Абд ар-Раззак Самарканди упоминает Султан-Махмуда в контексте переговоров Идигу и хана Джалал ад-Дина, сына Токтамыша: хан требовал от мангытского вождя, среди прочих условий мирного договора, выдачи Султан-Махмуда. Можно предположить, что он имел опасения относительно претензий сына Идигу на ханский трон как потомка Джучидов по материнской линии и, по-видимому, намеревался устранить его. о его деятельности нет никаких упоминаний: вполне вероятно, что он не пережил своего отца. Таким образом, претендовать на верховную власть, ссылаясь на родство с ханским семейством, Идигу и его потомки не могли.[39 ]Согласно некоторым исследованиям, Мансур, один из сыновей Идигу, активно действовавших в первой четверти XV в., был чингисидом по материнской линии: он родился от Суйду, дочери хана Койричака. Однако, насколько нам известно, ни Идигу, ни сам Мансур не пытались разыграть эту «чингисидскую карту», и Мансур, подобно отцу, добивался фактической власти, получая должность бекляри-бека от своих ставленников-Чингисидов на ханском троне. Поэтому им требовалось иное основание, которое и было найдено.
Согласно степным преданиям, когда Нур ад-Дин, старший сын Идигу, убил хана Токтамыша (это случилось в 1406 или 1407 г.), его стали упрекать в посягательстве на жизнь представителя «золотого рода». В ответ на эти упреки Нур ад-Дин заявил, что он сам имеет не менее знатное и благородное происхождение, являясь потомком Баба-Туклеса — под этим именем в Дешт-и Кипчаке фигурировал почитаемый в степи проповедник Ходжа-Ахмад, в свою очередь, возводивший родословную к первому арабскому халифу Абу Бакру, тестю пророка Мухаммада.
Однако для того чтобы это происхождение (естественно, вымышленное) вызывало не меньшее уважение, чем генеалогия Чингисидов, необходимо было поднять значение самих мусульманских ценностей и, соответственно, роль святителей. Несмотря на усилия сначала Берке в середине XIII в., а затем и хана Узбека в первой половине XIV в., население Золотой Орды не слишком активно принимало ислам — особенно обитатели восточного крыла государства Джучидов. Вероятно, это и послужило причиной активной исламизации Золотой Орды самим Идигу, о чем сообщают как восточные, так и западные источники.
Соответственно, у потомков Идигу появилось новое основание для борьбы за власть — амбициозных мангытов уже не устраивал даже тот факт, что они стали бессменными бекляри-беками при ханах-Чингисидах. Согласно эпосу «Идегей», уже Нур ад-Дин стал требовать от отца, чтобы тот либо сам стал ханом, либо возвел на престол его, Нур ад-Дина. Аналогичным образом в одном татарско-ногайском шеджере ханом также назван бий Муса, фигурирующий в исторических сочинениях с довольно-таки неопределенным титулом «Хаким Дешт-и Кипчака». Но это — эпические произведения, к информации которых следует относиться с осторожностью.
А единственная достоверно зафиксированная источниками попытка присвоения ногайским правителем ханского титула датируется весной или летом 1537 г. — это сообщение бия Сайид-Ахмада в послании великому князю московскому, что он сел «во царево место», т. е. фактически приравнял себя по статусу к ханам-Чингисидам, попытавшись ввести также и соответствующую иерархию, распределив между родственниками посты калги, бекляри-бека и проч. Однако его претензий на равенство ханам из «золотого рода» никто из государей не признал, поэтому уже осенью того же 1537 г. Сайид-Ахмад вернулся к практике подставных ханов и возвел на трон некоего Хан-Булата.[40 ]В. В. Трепавлов предполагает, что речь может идти о будущем казахском хане Хакк-Назаре. Надо думать, что претендент на престол счел свое положение достаточно устойчивым, поскольку к этому времени потомки Идигу укрепили созданную при нем легенду о своем происхождении от почитаемого мусульманского святителя браками с представителями сословия сайидов — потомков пророка Мухаммада по линии его дочери Фатимы.
Соответственно, статус ногайских правителей в Дешт-и Кипчаке постоянно возрастал: со временем потомков Идигу стали именовать не просто биями, а улубиями, т. е. великими князьями, или даже титулом «бий-хазрат», довольно удачно переводимым русскими толмачами как «княжое величество». Имеются основания полагать, что ногайские правители претендовали на статус ханских соправителей и в Казанском ханстве. Однако они так и не смогли в полной мере использовать свое мнимое происхождение от мусульманского святого (а позднее и реальное родство с почитаемыми мусульманскими религиозными деятелями) для закрепления за собой ханского титула и были вынуждены продолжать практику возведения марионеточных ханов, которые в русских источниках нередко именовались «ногайскими ханами».
Таким образом, хотя ногайские правители и использовали религиозный фактор в качестве обоснования своей власти, до середины XVI в. они оставались «вписанными» в чингисидскую систему политико-правовых отношений, поддерживая различных претендентов на трон из «золотого рода» и становясь при них бекляри-беками.
Думаем, во многом это связано с особенностями религиозной ситуации в Улусе Джучи: хотя ислам и стал его официальной государственной религией, многие регионы в течение долгих веков отличались «религиозным индифферентизмом». Поэтому претендентам на власть, опиравшимся на религиозный фактор, приходилось комбинировать его с некоторыми чингисидскими политико-правовыми средствами, в свою очередь опиравшимися на старинные, еще доимперские, традиции управления и права кочевых племен Евразии, а потому более привычные, доступные и убедительные для кочевых подданных «новых» монархов. Несколько иная ситуация сложилась в восточной части бывшего Чагатайского улуса, где претенденты на власть, также ссылавшиеся на происхождение от мусульманских святых, смогли иначе использовать религиозный фактор борьбы за власть.
Из святителей в монархи: кашгарские ходжи в борьбе за светскую власть. Активная исламизация Могулистана (также именуемого в источниках и исследованиях Кашгарией, или Восточным Туркестаном) началась еще в середине XIV в., ее принято связывать с приходом к власти первого могулистанского хана Тоглук-Тимура. Имея спорные права на трон (см. гл. 9 наст. изд.), этот хан был вынужден привлекать на свою сторону самые разные круги населения Могулистана, в том числе и духовенство, а сделать это можно было лишь демонстрируя собственное рвение в распространении ислама. Соответственно, и Тоглук-Тимур вошел в историю как даже не просто ревностный, а прямо-таки жестокий поборник ислама в Могулистане. Неудивительно, что позиции мусульманского духовенства в восточной части Чагатайского улуса существенно укрепились, и это послужило причиной притока и других его представителей в этот регион.
В первой половине XVI в. весьма почитаемым в Бухаре шейхом являлся один из руководителей ордена Накшбандийя — Ахмад ал-Касани по прозвищу Махдум-и Азам, возводивший свое происхождение к шиитским имамам, потомкам халифа Али и, соответственно, к самому пророку Мухаммаду. Его сыновья Мухаммад-Амин (по прозвищу Ходжа-и Калан, или Ишан-и Калан) и Мухаммад Исхак-Вали прибыли в Кашгарию и после ряда неудач добились высокого статуса при дворе местных ханов — потомков Тоглук-Тимура. Так, если могущественный Абд ал-Карим-хан еще изгонял ходжу Мухаммада Исхак-Вали из своих владений, то уже его брат и преемник Мухаммад-хан не только позволил ходже вернуться, но и объявил себя самого его мюридом. Потомство Мухаммад-Амин-ходжи получило в кашгарской историко-религиозной традиции название «белогорских ходжей», или просто «белогорцев» (актаглык), тогда как потомки Мухаммада Исхак-Вали стали именоваться, соответственно, «черногорскими ходжами», или «черногорцами» (каратаглык). Между ними началось соперничество за влияние, в результате чего местное население, включая и членов ханского семейства, разделилось на приверженцев обеих «партий», и вскоре приверженность к «белогорцам» или «черногорцам» стала служить поводом для междоусобиц в Кашгарии.
Около 1670 г. на трон вступил хан Исмаил, считавшийся приверженцем черногорских ходжей, поэтому он начал репрессии против их соперников и вскоре изгнал из страны белогорского ходжу Хидаяталлаха, более известного под именем Аппак-ходжи. Изгнанник не смирился со своим положением и начал борьбу за возвращение в Кашгарию, которая возымела довольно неожиданные последствия. В поисках могущественного покровителя Аппак-ходжа обратился не к мусульманским государям и даже не к другим авторитетным представителям мусульманского духовенства (вероятно, убоявшись, что они, видя в нем конкурента, могли отказаться помогать ему), а… к Далай-ламе V — главе буддийской церкви! И что еще более удивительно, последний не только благожелательно отнесся к нему, но и отправил к своему «паладину» — джунгарскому Галдану Бошугту-хану, — дав сопроводительное письмо, в котором писал:
Хан! Аппак — великая личность, которую Исмаил изгнал из Кашгара. Вам надлежит послать войска, чтобы восстановить его положение!
В результате ок. 1678 г. войска буддийского правителя Галдана вторглись в Кашгарию, хан Исмаил был свергнут и увезен пленником в Джунгарию, а на трон возведен сам Аппак-ходжа, не имевший никакого отношения к династии Чингисидов,[42 ]Согласно некоторым сведениям, Аппак-ходжа был женат на тетке кашгарского хана Юлбарса, однако, учитывая, что ее отцом был некий Абу-л-Хади Макрит, можно сделать вывод, что супруга Аппака принадлежала к Чингисидам по женской линии, соответственно, сам ходжа не мог считаться гураганом — ханским зятем. однако пользовавшийся большим авторитетом в силу своего происхождения и положения в ордене Накшбандийя.
Воцарение Аппака, естественно, было вызовом чингисидской традиции, однако вполне вписывалось в политическую ситуацию — кризис власти Чингисидов, упадок их авторитета в глазах подданных и увеличение числа факторов легитимации власти, позволявших представителям нечингисидских родов претендовать на ханский трон. Таким образом, происхождение от халифа Али и высокий духовный авторитет сделали возможным воцарение Аппак-ходжи — влиятельного представителя мусульманского духовенства. Вместе с тем следует учитывать и позицию его покровителя — джунгарского Галдана Бошугту-хана, который, стремясь установить собственный контроль над Кашгарией, но не будучи Чингисидом,[43 ]Об обосновании прав Галдана Бошугту-хана на ханский титул см. след. параграф этой главы. не счел целесообразным возвести на кашгарский трон потомка Чингисхана, имевшего, согласно тюрко-монгольским политическим традициям, более высокое происхождение, нежели сам хан Джунгарии. Соответственно, Аппак в его глазах выглядел более подходящим претендентом, поскольку опирался на серьезный фактор легитимации — религиозный авторитет, но не будучи связан с Чингисидами, не мог претендовать на более высокое положение, чем сам Галдан.[44 ]Ч. Ч. Валиханов прямо называет Аппака «наместником» Галдана, хотя и отмечает, что ходжа был возведен на трон именно как верховный светский правитель Кашгарии.
Вместе с тем, бросив вызов чингисидской традиции, Аппак поначалу, видимо, не считал религиозный фактор легитимации, на который он опирался, достаточно серьезным противовесом происхождению от Чингисхана. Только этим соображением можно объяснить, что вскоре после своего воцарения он добровольно сложил с себя светскую власть и возвел на трон Мухаммад-Амина — племянника свергнутого Исмаил-хана, а сам взял в жены его сестру Падшах-ханым.[45 ]Согласно Мухаммаду Садыку Кашгари, Мухаммад-Амин был младшим братом Исмаила, однако по другим источникам он был сыном его брата Баба-хана (или Султан-Саид-султана), правителя Хами и Турфана. По прошествии некоторого времени новый хан решил совершить поход против ойратов, причем победил их, захватив до 30 тыс. пленных, в том числе и несколько влиятельных джунгарских вождей. Трудно сказать, что побудило хана, который и на троне держался не очень прочно и контролировал даже не всю Кашгарию (в ряде владений независимо правили его родичи), выступить против могущественного Джунгарского ханства. Скорее всего, его подстрекнул к этому Аппак-ходжа,[46 ]Об этом прямо говорит Ч. Ч. Валиханов [1986б, с. 138."]] который надеялся, что хан в результате этого мероприятия либо потерпит поражение, либо вызовет гнев ойратов, тем самым еще более ослабив и без того пошатнувшийся авторитет Чингисидов в Могулистане. Когда же этого не произошло, ходжа поднял своих сторонников против Мухаммад-Амина, который был вынужден бежать из Яркенда и вскоре погиб, убитый одним из собственных приближенных.
На освободившийся трон ок. 1692 г. вновь вступил Аппак-ходжа, уже более уверенно опиравшийся на религиозный фактор, чем ранее. Кроме того, соперников среди Чингисидов в этот момент ему не находилось, хотя несколько потомков «золотого рода» все еще пребывали в Кашгарии и претендовали на трон. Аппак умер в марте 1694 г., будучи уже светским властителем, передав трон своему старшему сыну Яхье-ходже (до этого времени управлявшего Кашгаром в качестве наместника отца), которого еще при жизни торжественно возвел на трон с титулом «ходжа-хан», несмотря на то что наследник не имел ни капли чингисидской крови [Абусеитова, Баранова, 2001, с. 292–293]. Однако Яхья-ходжа полгода спустя после воцарения был убит вместе с двумя сыновьями в результате заговора Падшах-ханым, намеревавшейся закрепить трон за своим сыном Махди — младшим сыном Аппака, бывшим всего пяти лет от роду.[47 ]За свое деяние Падшах-ханым получила прозвище Джаллад-ханым — «ханша-палач», или «ханша-мясник». Несомненно, ханша считала, что его позиции будут достаточно прочны в силу происхождения от халифа Али по мужской линии и от Чингисхана по женской, однако просчиталась: спустя еще полгода и сама она была убита.
Воспользовавшись династическим кризисом белогорских ходжей, могулистанские Чингисиды попытались взять реванш: младший брат Мухаммад-Амин-хана, Мухаммад-Мумин, более известный как Акбаш-хан, захватил Яркенд, истребил множество фанатиков — сторонников белогорских ходжей и занял трон. Чтобы создать противовес влиятельным белогорцам и самому опереться на религиозный фактор, он женился на вдове Яхьи-ходжи и к тому же решил призвать в Яркенд старейшину соперничавшего с ними клана черногорских ходжей — Даниель-ходжу. Однако в последний момент хан передумал и, уже получив согласие ходжи, не позволил ему приехать. Укрепившись в Яркенде, Акбаш-хан решил подчинить своей власти и Кашгар, однако местные жители, объявив своим ханом Ахмад-ходжу (третьего, уцелевшего сына Яхьи-ходжи), призвали на помощь киргизов и сами выступили на Яркенд. Акбаш-хан потерпел поражение, причем разные источники по-разному сообщают о его последующей судьбе. Шах-Махмуд Чурас в «Анис ат-талибин» сообщает, что киргизы убили его, и это стало божьим наказанием хану за то, что он не пригласил в Яркенд Даниель-ходжу, как обещал. Мухаммад Садык Кашгари утверждает, что Акбаш покинул Яркенд и выехал в Индию вместе со своим племянником Махди-ходжой. Как бы то ни было, Акбаш оказался последним Чагатаидом на троне Кашгарии, после которого династия, по-видимому, пресеклась. В том же 1695 г. сторонники «золотого рода» в Яркенде попытались преодолеть династический кризис, поступив точно так же, как поступали хивинцы после пресечения династии Арабшахидов: они призвали на трон казахского Чингисида — султана Ишима. Однако он, будучи «чужаком» в Могулистане, так и не сумел упрочить свое положение и должен был покинуть город под давлением сторонников ходжей. В результате с 1695 г. в Яркенде укрепился Даниель-ходжа, представитель черногорцев, а в Кашгаре — его противник Ахмад-ходжа, лидер белогорцев, который, впрочем, вскоре был пленен ойратами, захватившими Кашгар в союзе с признавшим их покровительство Даниель-ходжой.
В 1713 г., вызвавший гнев своих покровителей-ойратов Даниель-ходжа был, в свою очередь, схвачен и увезен в Джунгарию, откуда был отпущен только через семь лет, в 1720 г. После этого до самой своей смерти в 1735 г. он оставался правителем Кашгарии и умер, передав власть своим четырем сыновьям, старший из которых, Джахан-ходжа, получил Яркенд и был признан братьями в качестве хана. Несомненно, разделение было произведено по воле джунгарских властей, которые опасались сильно укрепившегося к этому времени авторитета ходжей, признаваемых местным населением уже в качестве законных, потомственных монархов. Тем не менее своей цели они не достигли: между черногорскими ходжами соперничества не возникло, напротив, они начали укреплять свои города и увеличивать войска. Осведомители доносили джунгарским властям, что эти приготовления ведутся против них, и тогда ойраты в 1754 г. арестовали яркендского хана Джахан-ходжу.
Арест хана-ходжи послужил предлогом для выступления его родственников против ойратского владычества, причем весьма своевременным: Джунгарское ханство в это время само переживало династический кризис и было вынуждено признать вассальную зависимость от империи Цин. В отличие от ойратов, китайские власти решили действовать не грубой силой, а путем интриг: стремясь подорвать легитимность черногорцев, они направили в Кашгарию их главных соперников — белогорских ходжей Бурхан ад-Дин-ходжу и Хан-ходжу, сыновей бывшего кашгарского правителя Ахмад-ходжи. За короткое время при поддержке цинских властей, ойратов и местного населения белогорцам удалось подчинить всю Кашгарию, однако зависимость от империи Цин ослабляла их легитимность в глазах подданных, и они решили в очередной раз опереться на религиозный фактор, но уже в другой форме — как именно, мы более подробно рассмотрим ниже.
