После долгих лет ожидания физики все-таки нашли бозон Хиггса, причем даже раньше, чем надеялись. Вообще-то ожидание длилось уже более четырех десятилетий — с тех пор как физическая общественность стала считать механизм Хиггса основным механизмом, объясняющим слабые взаимодействия. Но после того, как в декабре 2011 года БАК заработал, ожидание переросло в нетерпение.
В начале декабря в ЦЕРНе было вывешено довольно неприметное объявление о назначенном на 13 декабря семинаре с повесткой «Новости ЦЕРНа по поискам бозона Хиггса на детекторах ATLAS и CMS». На самом деле новости поступали все время, так что само по себе это объявление не могло возбудить уж такой особый интерес. Но в ЦЕРНе пошли слухи, что это будет не обычный, похожий на прежние, семинар, а учитывая то, что каждая из двух коллабораций — команда, в которой работает более 3000 физиков, слухи эти распространились очень быстро. К тому же 1 декабря британская газета The Telegraph опубликовала статью научного корреспондента Ника Коллинза под заголовком: «Поиск частицы Бога почти закончен, ЦЕРН готовится объявить результаты». Сама статья была не так сенсационна, как ее заголовок, но, очевидно, она подогрела ожидания. На физическом сайте viXra.org анонимный комментатор под ником Alex коротко изложил существо проблемы: «Сегодняшний слух: масса бозона Хиггса равна 125 ГэВ в пределах 2–3 сигма», после чего другие блогеры тут же принялись обсуждать теоретические следствия этого события.
«Alex», конечно, мог быть кем угодно — от озорного подростка из Мумбаи, который любит поддразнивать ученых, вплоть до самого Питера Хиггса. Но и в некоторых других блогах и статьях в Интернете обсуждались похожие темы: на семинаре будут сообщены не обычные новости, а что-то очень важное о бозоне Хиггса… Может, даже будет сделано долгожданное объявление о его открытии.
CMS и ATLAS — две большие экспериментальные коллаборации. Они являются миниатюрными республиками, в которых граждане избирают лидеров — своих представителей. Самый главный представитель называется просто — «спикер». Дабы коллаборация выступала с единой позиции, подготовка и оглашение новых результатов жестко контролируются. Не только официальные публикации, но даже устные доклады членов коллаборации проверяются, а самые важные доклады делают сами спикеры. В декабре 2011 года оба спикера были уроженцами Италии: Фабиола Джанотти, сотрудница ЦЕРНа, возглавляла коллаборацию ATLAS, а Гвидо Тонелли из Университета Пизы — коллаборацию CMS.
Джанотти — заметная фигура в экспериментальной физике элементарных частиц, вошедшая в список 100 самых успешных женщин-ученых в мире, составленный газетой The Guardian. Джанотти занялась физикой элементарных частиц сравнительно поздно — в колледже, а до этого в средней школе изучала латынь, греческий, историю и философию, и даже несколько лет проучилась в консерватории по классу фортепиано. Ее интерес к физике возбудила лекция одного профессора о фотоэффекте, точнее, о теории Эйнштейна, в которой утверждалось, что свет всегда распространяется в виде дискретных квантованных пакетов. В 2012 году она возглавляла крупнейший научный эксперимент по поискам важнейшей детали головоломки, заданной нам природой. На просьбу объяснить важность этого поиска Джанотти ответила, использовав высокий стиль: «Фундаментальная наука сродни искусству. И то, и другое связано с духовной сущностью и интеллектом мужчин и женщин как разумных существ».
У обоих докладчиков имелись интересные новости, но их требовалось сообщить самым осторожным образом. В полученных данных действительно обнаружились свидетельства возможных новых явлений, в частности ATLAS нашел намек на то, что масса бозона Хиггса лежит примерно в районе 125 ГэВ. Но в физике элементарных частиц «свидетельства» необычных явлений появляются и исчезают довольно часто. Однако сигнал на 125 ГэВ был похож на тот, который и ожидался от распадающегося бозона Хиггса, причем почти все остальные области масс были уже исключены. (Ведь если вы потеряли ключи и поискали их уже почти во всех возможных местах и не нашли, вас не удивит, если вы обнаружите свои ключи в последнем оставшемся месте.) Усилило доверие к этому результату и то, что и на другом детекторе, CMS, также увидели слабый сигнал примерно в той же области. Опять же, само по себе это не было чем-то особенным, но в совокупности с результатами ATLAS этих свидетельств было более чем достаточно, чтобы аудитория возбудилась.
Джанотти сделала все, чтобы удержать эмоции аудитории под контролем: «Еще слишком рано судить о том, свидетельствует ли этот сигнал о чем-то интересном или он всего лишь некие флуктуации фона». Позже она выразила ту же самую мысль в более доступной форме, процитировав поговорку: «Не делите шкуру неубитого медведя».
Однако данная шкура уже была поделена и продана, причем задолго до того, как медведь был на самом деле убит. С точки зрения статистики, декабрьские результаты, возможно, не представляли собой ничего сенсационного, но они прекрасно совпали с представлениями физиков о том, каким должен быть сигнал, если бозон Хиггса обладает массой примерно 125 ГэВ. Казалось, сбор на БАКе большего количества статистических данных для подтвержде ния результата — это просто вопрос времени. И его потребовалось даже меньше, чем можно было ожидать.
Частицы на входе
Давайте отступим на шаг назад и подумаем о том, что
нужно, чтобы обнаружить бозон Хиггса или же найти неопровержимые свидетельства его существования. Резко упростим ситуацию, сведя все к трехступенчатой процедуре:
1. Создать хиггсовские бозоны.
2. Зарегистрировать частицы, на которые они распадаются.
3. Убедить себя в том, что частицы действительно произошли от распада бозона Хиггса, а не от каких-то еще
распадов.
Нам известен основной рецепт приготовления хиггсовских бозонов: ускорить в БАКе протоны до высоких энергий, столкнуть их друг с другом в одном из детекторов и надеяться, что родится бозон Хиггса. Конечно, тут есть много тонкостей. Мы можем надеяться на рождение бозона Хиггса, если достигнем очень высоких энергий, так как из уравнения E = mc2 следует, что в этом случае у нас появляется шанс создать частицы с большой массой. Но «думать, что есть шанс», отличается от «знать, что это произойдет». В каких именно процессах можно ожидать рождения бозона Хиггса?
Наш первый ответ: «При столкновениях протонов друг с другом». Но если немного поразмышлять, мы вспомним, что протон состоит из трех кварков и глюонов, не говоря уже о виртуальных антикварках. То есть некоторые комбинации кварков и глюонов сталкиваются друг с другом, чтобы образовать бозон Хиггса. Теперь вспомним, что в главе 7 мы говорили о законах сохранения и утверждали, что свойства типа электрического заряда, числа кварков или числа лептонов остаются неизменными в любом известном процессе взаимодействия частиц. И поэтому не может быть, чтобы, например, два верхних кварка столкнулись и образовали бозон Хиггса. Бозон Хиггса имеет нулевой электрический заряд, а каждый кварк — заряд +2/3, так что баланс не сходится. Кроме того, для двух верхних кварков общее число участвующих в реакции кварков равно 2, в то время как в бозоне Хиггса нет кварков, так что и это не сходится. Если бы сталкивались кварк и антикварк, у нас появился бы шанс.
А как насчет глюонов? Короткий ответ — да, два глюона могут объединиться, чтобы родить бозон Хиггса, но есть и длинный ответ, посложнее. Вспомним, что миссия поля Хиггса (или во всяком случае одна из его миссий) со стоит в том, чтобы дать массу другим частицам. Чем сильнее бозон Хиггса взаимодействует с частицей, тем большую массу она в конце концов приобретает. Верно и обратное: поле Хиггса очень охотно взаимодействует с тяжелыми частицами, менее охотно с легкими и совсем не взаимо действует (напрямую) с безмассовыми частицами, такими как фотоны и глюоны. Но с помощью волшебной силы квантовой теории поля оно может взаимодействовать не напрямую. Глюоны прямо не взаимодействуют с бозонами Хиггса, но они взаимодействуют с кварками, а кварки взаимодействуют с бозоном Хиггса. Таким образом два глюона могут столкнуться и родить бозон Хиггса, пройдя через промежуточную стадию образования кварков.
В физике элементарных частиц разработан очень подробный и тщательно апробированный формализм для описания взаимодействия частиц друг с другом — метод диаграмм Фейнмана. Ричард Фейнман — колоритная фигура, нобелевский лауреат — изобрел этот чрезвычайно полезный метод отслеживания трансформаций всех входящих и образования выходящих частиц. Эти рисунки словно коротенькие комиксы, герои которых — частицы, взаимодействующие и превращающиеся с течением времени в другие частицы. Обычно бозоны — переносчики взаимодействий — изображаются волнистыми линиями, ферми оны — сплошными линиями, а бозон Хиггса — пунктирной линией. Начав с фиксированного набора фундаментальных взаимодействий, соединяя и сопоставляя соответствующие диаграммы, мы можем перебрать все различные способы, с помощью которых частицы образуются или преобразуются в другие частицы.
Например, два взаимодействующих глюона изобразим двумя входящими волнистыми линиями. Эти колебания глюонного поля возбуждают колебания поля кварков, которые могут рассматриваться как пара кварк–антикварк. Поскольку в каждом случае это один кварк и один анти кварк, суммарный заряд и число участвующих кварков равно нулю, что согласуется с аналогичными характеристиками первоначальных глюонов. Эти кварки — виртуальные частицы — играют роль посредников, и они обре чены на исчезновение прежде, чем появятся в детекторе частиц. Одна пара соответствующих друг другу кварка и антикварка встречается и уничтожает друг друга, а другая пара встречается и порождает бозон Хиггса. В этом процессе участвуют все виды кварков, но наибольший вклад вносят истинные кварки (самые тяжелые кварки), так как они взаимодействуют с бозоном Хиггса сильнее всего. Все это можно точно описать с помощью пары строчек страшных математических формул, а можно вместо этого изобразить на одной понятной диаграмме.
Диаграммы Фейнмана дают нам забавный и наглядный способ отследить, что может произойти, когда частицы сойдутся для взаимодействий. Физики, однако, используют их для очень прагматичных целей расчета квантовой вероятности изображаемого взаимодействия. Каждая диаграмма соответствует значению вероятности, которое потом вычисляется с помощью ряда простых правил. На первый взгляд эти правила способны ввести в заблуждение, например движущаяся назад во времени частица считается античастицей, и наоборот. Когда две частицы встречаются, чтобы породить третью (или одна частица распадается на две), полная энергия и все другие сохраняющиеся величины должны быть сбалансированы. Но виртуальные частицы — те, что рождаются и исчезают внутри диаграммы, но не присутствуют в исходном наборе частиц или среди продуктов реакции, — не обязаны иметь ту же массу, которую закон сохранения накладывает на реальную частицу. Правильный способ прочтения приведенной мною диаграммы таков: два колебания глюонного поля складываются вместе и создают колебания кваркового поля, которые в конечном итоге приводят к колебаниям поля Хиггса. А на самом деле мы видим две встречающиеся частицы-глюона, при столкновении рождающие бозон Хиггса.
Первым человеком, понявшим, что «слияние глюонов» — возможный способ создания хиггсовских бозонов, был Фрэнк Вильчек. Этот американский теоретик в значительной степени сформировал наше представление о сильных взаимодействиях. Свою работу по сильным взаимодействиям он сделал, еще будучи аспирантом, в 1973 году, и именно за нее и получил Нобелевскую премию (совместно с двумя другими физиками). В 1977 году Вильчек работал в Принстонском университете, но летом решил побывать в лаборатории Ферми, в Фермилабе. Даже великим мыслителям приходится сталкиваться с житейскими проблемами, и как-то раз Вильчеку пришлось целый день ухаживать за больными — женой Бетси Дивайн и маленькой дочерью Эмити. Когда жена и дочь вечером наконец спокойно заснули, Вильчек отправился побродить по территории Фермилаба и подумать о физике. В то время основная структура Стандартной модели уже, как выразился Вильчек, «в значительной степени сложилась», но свойства бозона Хиггса еще оставались относительно мало исследованными. Со времен своей дипломной работы он испытывал большую нежность к глюонам и их взаимодействиям, и, гуляя, он вдруг понял, что глюоны предоставляют отличный способ получить хиггсовские бозоны (и что бозон Хиггса, в свою очередь, может распасться на глюоны). Сейчас, 35 лет спустя, выяснилось, что этот процесс является самым главным способом образования бозона Хиггса на БАКе. Во время той же прогулки у Вильчека появилась еще одна идея — идея «аксиона», гипотетического более легкого двоюродного брата Хиггса, из которого, как считается сегодня, скорее всего состоит темная материя Вселенной. Этот эпизод показывает, как иногда бывают важны для научного прогресса долгие, неспешные прогулки.
В Приложении 3 мы обсудим различные способы взаимодействия частиц в рамках Стандартной модели и со ответствующие каждому способу диаграммы Фейнмана. Обсуждение будет не столь глубоким, чтобы по его окончании вы смогли защитить диссертацию по физике, но, надеюсь, достаточным, чтобы дать общее представление. Одно должно быть ясно: с этим придется повозиться. Легко сказать: «Мы сталкиваем протоны друг с другом и ждем, что появится бозон Хиггса», на самом деле здесь очень много работы — нужно сесть и сделать расчеты. Когда все сказано и сделано, мы понимаем, что есть несколько различных процессов, в которых на БАКе могут родиться хиггсовские бозоны: слияние двух глюонов (которое мы только что об суждали); аналогичное слияние W+ и W– -бозонов или двух Z-бозонов, или кварка и антикварка; рождение W или Z-бозона, которые выплевывают хиггсовский бозон, а затем продолжают двигаться дальше. Детали зависят от массы бозона Хиггса, а также от энергии исходных столкновений. Надо сказать, расчет подходящих процессов обеспечил физиков-теоретиков работой по-полной.
Частицы на выходе
Итак, вы получили бозон Хиггса! Примите поздравления. Теперь начинается самое интересное: как вы об этом узнаете?
Тяжелые частицы, как правило, стремятся развалиться, а бозон Хиггса по-настоящему очень тяжелый. По оценкам, время его жизни несколько меньше цептосекунды (10–21 се кунды), а значит, до своего распада он пролетит меньше не скольких миллиардных долей сантиметра. Даже с очень совершенными детекторами, такими как ATLAS и CMS, не возможно увидеть такой трек. Вместо этого мы увидим то, на что бозон Хиггса распадается. Еще мы увидим много частиц, на которые распадаются другие частицы — не бозон Хиггса, и многие из них выглядят так же, как продукты распада бозона Хиггса. Проблема заключается в том, как выделить крошечный сигнал на фоне огромных шумов.
В качестве первого шага нужно выяснить, на что именно бозон Хиггса будет распадаться и как часто. В общем, бозон Хиггса больше взаимодействует с тяжелыми частицами, так что мы могли бы ожидать, что он часто распадается на истинный и прелестный кварки, W и Z-бозоны, и тау-лептон и реже — на более легкие частицы, например на верхние и нижние кварки и электроны. И это в основном так и есть, хотя и здесь есть свои тонкости (наверное, вы и не думали, что их не будет).
Во-первых, бозон Хиггса не может развалиться на что-то более тяжелое, чем он сам. Он, конечно, может временно превратиться в более тяжелые виртуальные частицы, которые сами быстро распадаются, но такие процессы становятся очень редкими, если виртуальные частицы намного тяжелее, чем исходный бозон Хиггса. Если масса бозона Хиггса была бы равна 400 ГэВ, он бы легко разваливался на истинный и антиистинный кварки, каждый с массой 172 ГэВ. Но для более правдоподобного значения массы бозона Хиггса — примерно 125 ГэВ — получить истинные кварки при его распаде невозможно, и скорее всего он будет распадаться на прелестные кварки. Это одна из при чин того, почему более тяжелые версии бозона Хиггса (до 600 ГэВ) на самом деле было бы гораздо легче найти, даже если это потребовало бы для их создания большей энергии — вероятность распада на тяжелые частицы гораздо выше.
На рисунке показана круговая диаграмма, дающая приблизительное соотношение вероятностей различных механизмов распада бозона Хиггса с массой 125 ГэВ, рас считанных по Стандартной модели. Бозон Хиггса будет большую часть времени распадаться на прелестный и антипрелестные кварки, но есть и ряд других важных каналов распада. Хотя при значении массы бозона Хиггса 125 ГэВ его трудно обнаружить, но как только мы это сделаем, по явится огромное количество интересной физики — мы исследуем каждый механизм распада отдельно и сравним его вероятность с теоретическими предсказаниями. Любое отклонение будет намеком на то, что физика вышла за пределы Стандартной модели: например, появились какие-то новые частицы или необычные взаимодействия. Мы на самом деле даже уже увидели намеки на то, что такие отклонения наблюдались.
Однако мы пока еще не закончили. Обратимся опять к нашему обсуждению детекторов частиц, которое было проведено в главе 6, где мы рассмотрели, как разные слои детектора-луковицы помогают нам идентифицировать различные частицы — электроны, фотоны, мюоны и адроны. Теперь посмотрим опять на эту круговую диаграмму. Более 99% времени бозон Хиггса распадается не на то, что мы непосредственно наблюдаем в нашем детекторе, а на нечто, которое в свою очередь тоже распадается (или преобразуется) уже на что-то другое, и это что-то мы в конечном итоге и регистрируем. Это делает жизнь сложнее — или иначе — интересней — все зависит от вашей точки зрения.
Около 70% времени бозон Хиггса распадается на кварки (пары прелестный–антипрелестный или очарованный– антиочарованный) или глюоны. Это частицы, обладающие цветом и не гуляющие на воле по-одному. Когда они рож даются, начинают активизироваться сильные взаимодействия, и они заставляют кварки объединяться в облако, состоящее из кварков, антикварков и глюонов, которые фрагментируют в струи адронов. Именно эти струи мы в калориметрах и обнаруживаем. Проблема — причем очень большая проблема — в том, что такие струи производятся во всех видах процессов. При столкновении протонов друг с другом при высокой энергии эти струи возникают в огромном количестве, но только очень малая часть их общего количества рождается в результате распада хиггсовских бозонов. Экспериментаторы, конечно, делают все возможное, чтобы разобраться и соотнести данные по струям с модельными механизмами, но это не самый легкий способ найти бозон Хиггса. По оценкам физиков, в течение первого года работы БАКа было произведено более 100 000 бозонов Хиггса, но большинство из них распались на струи, которые потерялись в какофонии сильных взаимодействий.
Когда бозон Хиггса не распадается прямо на кварки или глюоны, он, как правило, распадается на W-бозоны, Z-бозоны, или пары тау–антитау лептонов. Все эти каналы полезно просмотреть, а детали зависят от того, на что сами эти массивные частицы распадаются. Когда рождаются тау-пары, они, как правило, распадаются на W-бозон соответствующего заряда плюс тау-нейтрино, поэтому анализ в чем-то похож на то, что происходит, когда бозон Хиггса напрямую распадается на W-бозоны. Часто при распадах W- или Z-бозонов будет рождаться кварки, фрагментирующие в струи, которые трудно выделить из фона, но в принципе возможно, и адронные распады экспериментаторами рассматриваются очень пристально. Но это не будет чистым результатом.
Часть времени, однако, W- и Z-бозоны могут распадаться на лептоны. W-бозон может распасться на заряженный лептон (электрон или мюон) и связанное с ним нейтрино, в то время как Z-бозон может распасться прямо на заряженный лептон и его античастицу. Если в процессе не возникают струи, сигналы получаются относительно чистыми, хотя это и случается довольно редко. Примерно 1% времени бозон Хиггса распадается на два заряженных лептона и два нейтрино, и около 0,01% — на четыре заряженных лептона. Когда W-бозон распадается с образованием нейтрино, из-за унесенной им энергии эти события трудно идентифицировать, но они все еще бывают полезными. В событиях распадов Z-бозонов на четыре заряженных лептона не возникает потерянной энергии, запутывающей ситуацию, поэтому это абсолютные самородки, но, к сожалению, они очень редки.
А иногда с помощью виртуальных заряженных частиц бозон Хиггса может распадаться на два фотона. Поскольку фотоны не имеют массы, они не рождаются непосредственно из бозона Хиггса, но из него может сначала родиться заряженная массивная частица, а уже потом та может превратиться в пару фотонов. Это происходят с вероятностью примерно 0,2%, но именно в этих событиях мы получаем самый чистый сигнал из всех возможных для бозона Хиггса с массой около 125 ГэВ. Производительность коллайдера достаточно велика, чтобы получить нужное количество событий, а шумы достаточно малы, чтобы на их фоне можно было увидеть сигнал Хиггса. Большинство всех собранных в настоящий момент доказательств существования бозона Хиггса получено из двухфотонных распадов.
Мы сделали краткий тур по различным возможным путям распада бозона Хиггса. Казалось бы, всего лишь поверхностный обзор, но, чтобы получить такие результаты, теоретики затратили огромные усилия, определяя свой- ства таинственной частицы. Эти исследования начались в 1975 году с опубликования классической работы сотрудников ЦЕРНа Джона Эллиса, Мари К. Гайар и Димитрия Нанопулоса. Они рассмотрели способы, которыми могут быть получены бозоны Хиггса, а также методы их обнаружения. С тех пор было написано множество работ на эту тему, в том числе даже настоящее «Руководство по охоте на бозон Хиггса» (The Higgs Hunter’s Guide) Джона Ганиона, Говарда Хабера, Гордона Кейна и Салли Доусон — книга заняла почетное место на книжных полках у целого поколения физиков, занимающихся элементарными частицами.
Когда все это начиналось, мы мало что знали про бозон Хиггса. Его масса была совершенно произвольным числом, и мы узнали ее только благодаря добросовестным усилиям экспериментаторов. В статье Эллиса, Гайар и Нанопулоса авторы склонялись к тому, что масса бозона равна 10 ГэВ или того меньше и подробно описывали эту область. Если это было бы так, мы давным-давно нашли бы бозон Хиггса, но Природа оказалась к нам не столь добра. Авторы не могли не поддаться искушению и закончили свою статью «извинениями и предостережениями»:
Приносим свои извинения экспериментаторам за то, что не имеем никакого понятия о величине массы бозона Хиггса… и кроме того, уверены, что знаем немного и о его взаимодействиях с другими частицами, разве что они, вероятно, все очень малы. По этим причинам мы не считаем разумным начинать большие эксперименты по поискам бозона Хиггса, но полагаем, что люди, ставящие эксперименты, в которых вероятно появление бозона Хиггса, должны знать, как он может выглядеть.
К счастью, проведение больших экспериментальных исследований было в конечном счете признано разумными, хотя для этого и потребовалось некоторое время. И теперь они окупаются.
Добиваемся достоверности
Поиск бозона Хиггса часто сравнивают с поисками иголки в стоге сена (или даже иголки в нескольких стогах сена). Дэвид Бриттон — физик из Глазго, который устанавливал грид-систему БАКа в Великобритании, при- думал лучшую аналогию: «Это похоже на поиски нужной соломинки в стоге сена. Разница в том, что если вы ищете иголку в стоге сена, то когда и если вы ее найдете, вы узнаете иголку, поскольку она не похожа на сено… а единственный способ найти то, что нам нужно, — разобрать стог, выложить все соломинки в ряд, и если вдруг обнаружится, что какая-то из них имеет определенную длину, это и будет именно то, что мы ищем».
И действительно, есть большая проблема: любой отдельный распад бозона Хиггса, даже на «хорошие» частицы вроде двух фотонов или четырех лептонов, можно принять за другие процессы с тем же исходом, в которых бозон Хиггса никак не замешан (и чаще всего они и происходят). Вы не просто ищете событие данного конкретного типа, вы ищете некоторое увеличение количества событий определенного типа — стог сена, сложенный из соломинок разной длины, в котором вы ищете небольшой избыток соломинок одного определенного размера. Для этого не нужно скрупулезно изучать каждую соломинку — следует обратиться к статистике.
Чтобы лучше понять роль статистики в поисках бозона Хиггса, начнем с более простой задачи. У вас есть монетка, на одной стороне которых изображен орел, на другой — решка, и вы хотите проверить, действительно ли монетка «правильная» — при подбрасывании монеты орел и решка должны выпадать с вероятностью 50 на 50. Проверить справедливость этого утверждения, подбросив монету лишь два или три раза, нельзя — с таким небольшим числом испытаний вы не должны удивляться любому результату. Но чем больше раз вы будете подкидывать монету, тем точнее будет подтверждаться справедливость утверждения о равенстве исходов.
Таким образом, вы начинаете с «нулевой гипотезы», которая является своеобразным способом заявить о том, «какого результата вы ожидаете, если ничего экстраординарного не произойдет». Для монеты нулевая гипотеза состоит в том, что при каждом подкидывании вероятность выпадения орла и решки составляет 50 на 50. Для бозона Хиггса нулевая гипотеза состоит в том, что все результаты получены в процессах, где бозона Хиггса вообще нет. Тогда мы спросим, согласуются ли с нулевой гипотезой фактически полученные результаты — а именно, был ли реальный шанс получить такие же результаты при подкидывании «правильной» монетки, или — в ситуации с распадами частиц — если бы бозона Хиггса там не было.
Представьте себе, что мы будем подбрасывать монетку 100 раз. (По-хорошему, мы должны подбросить ее намного больше раз, но нам лень.) Если монетка совершенно нормальная, мы ожидаем получить 50 выпадений орла и 50 — решки или близкое к этому соотношение. Мы не удивились бы, если бы выпал, скажем, 52 раза орел и 48 — решка, но если бы мы получили 93 раза орла и только 7 раз решку, это было бы крайне подозрительно. Хотелось бы эти свои подозрения выразить в количественном виде или, другими словами, узнать, при каких именно отклонениях от предсказанного соотношения исходов 50 на 50 мы должны были бы сделать вывод о том, что у нас была «неправильная» монетка?
Быстрых и четких ответов на этот вопрос нет. Мы могли подбрасывать монетку миллиард раз, и каждый раз выпадал бы орел, и это, в принципе, возможно — просто нам очень, очень везло. Так же работает и наука. Мы не «доказываем» правильность результатов, как это можно сделать в математике или логике, а просто накапливаем все больше и больше свидетельств их правильности, увеличивая их достоверность. Если полученные данные уже существенно отличаются от тех, которые можно было бы ожидать в случае верности нулевой гипотезы, мы отвергаем ее и двигаемся дальше. Поскольку мы рассматриваем процессы, вероятностные по своей сути, и имеем дело только с конечным числом событий, неудивительно, что мы получаем некоторое отклонение от идеального результата. Типичное отклонение обозначается греческой буквой сигма (σ). Это позволит нам выразить в удобном виде, насколько велико отклонение реально наблюдаемых данных от идеального результата, то есть насколько оно больше, чем сигма. Если разница между наблюдаемым результатом измерения и теоретическим прогнозом в два раза больше типичного ожидаемого разброса, мы говорим, что получен результат «две сигмы».
Когда мы делаем измерения, разброс вокруг предсказанного исхода часто имеет форму колокола, что и изображено на рисунке вверху. Здесь мы изобразили вероятность получения различных результатов (в данном примере это количество выпадений орла, когда мы бросаем монетку 100 раз). Кривая достигает максимума при наиболее вероятном значении, которое в данном случае равно 50, но есть некоторый естественный разброс вокруг этого значения. Этот разброс — ширина колоколообразной кривой — и есть неопределенность в прогнозе, то есть σ. Для числа подбросов монеты, равного 100, она равна 5, и тогда мы говорим: «Мы ожидаем, что орел выпадет 50 раз плюс-минус 5».
Сигма хороша тем, что она может трансформироваться в вероятность того, какой реальный результат будет получен (даже несмотря на то, что точная формула очень сложна и, как правило, вы просто ищете число в справочнике). Если мы бросаем монетку 100 раз и от 45 до 55 раз выпадает орел, мы говорим, что результат находится «в интервале одной сигмы», что происходит в 68% испытаний.
Другими словами, результаты, отличающиеся более чем на одну сигму, мы получаем примерно в 32% испытаний, что немало, так что в результате, отличающемся на одну сигму, нет ничего, что могло бы насторожить. Вы бы не стали подозревать, что монетка «неправильная», только потому, что в 100 подкидываниях 55 раз выпал орел и 45 решка.
Большие сигмы соответствуют все менее вероятным результатам (при условии, что верна нулевая гипотеза). Если у вас из 100 раз орел выпал 60, это отклонение в две σ, и такое происходит только примерно в 5% испытаний. Этот результат кажется маловероятным, но не совсем неправдоподобным. Его недостаточно, чтобы отвергнуть нулевую гипотезу, но достаточно, чтобы возбудить некоторые подозрения. Выпадению 65 раз орла соответствовало бы отклонению в три σ, что соответствует вероятности 0,3%. Эти события случаются довольно редко, и теперь у нас появились законные основания думать, что происходит нечто странное. Если бы у нас выпал орел 75 раз из 100, это бы было отклонением в пять σ, а такие события случаются реже чем один раз на миллион. И тогда мы вправе сделать вывод, что сигнал был не просто статистической флуктуацией, и нулевая гипотеза неверна — монетка попалась явно неправильная.
Сигнал и фон
Поскольку физика элементарных частиц управляется квантовой механикой, она очень похожа на подкидывание монетки: самое большее, что мы можем сделать, это предсказывать вероятности. На БАКе мы сталкиваем протоны друг с другом и предсказываем вероятность различных взаимодействий. Для частного случая поиска бозона Хиггса мы рассматриваем различные «каналы», каждый из которых определяется типом частиц, захваченных детекторами. Есть двухфотонный канал, двухлептонный канал, четырехлептонный канал, канал с двумя струями и двумя лептонами, и так далее. В каждом случае мы суммируем энергии вылетающих частиц и с помощью аппарата квантовой теории поля (дополненного реальными измерениями) рассчитываем, сколько событий могли бы ожидать для каждого значения полной энергии. Результаты, как правило, изображаются в виде гладкой кривой.
Наша нулевая гипотеза состоит в том, что бозона Хиггса нет. Если же бозон Хиггса существует, да к тому же обладает какой-то ненулевой массой, основной ожидаемый эффект от него состоит в том, что для соответствующей энергии число событий увеличится. Если масса бозона равна 125 ГэВ, создается некоторое дополнительное количество частиц с суммарной энергией 125 ГэВ, и так далее. Создание бозона Хиггса и его распад обеспечивает механизм (в дополнение ко всем процессам, не связанным с бозоном Хиггса) получения частиц, суммарная энергия которых, как правило, равна массе хиггсовского бозона, что приводит к некоторому количеству дополнительных (по отношению к фону) событий. И мы отправляемся на «сбор шишек» — то есть ищем заметные отклонения от гладкой кривой, которую бы увидели при отсутствии бозона Хиггса.
Мы и не предполагали, что расчет ожидаемого фона будет легкой задачей. Мы, конечно, знаем Стандартную модель, но то, что мы ее знаем, не означает, что рассчитать результат легко. (Стандартной моделью можно описать и атмосферу Земли, но предсказать погоду не так-то просто). С помощью самых совершенных компьютерных алгоритмов ученые моделируют наиболее вероятные исходы протонных столкновений, и эти результаты используются для моделирования работы самих детекторов. И, оценив их усилия, мы охотно признаем, что некоторые вероятности реакций частиц легче измерить, чем просчитать. Чтобы минимизировать влияние человеческого фактора и для лучшего подбора параметров модели часто используется «слепой» анализ, когда каким-то способом скрываются фактические данные в интересующей нас области: либо туда добавляются фиктивные данные, либо просто события в этом «окне» не рассматриваются. Потом добиваются максимально ясного понимания «неинтересных» данных в других областях, и только после того, как это понимание будет достигнуто, открывается «окно», и мы смотрим на экспериментальные данные в той области, где наша частица может скрываться. Подобные манипуляции гарантируют, что мы видим не то, что хотим увидеть, а то, что происходит в действительности.
Так было не всегда. В своей книге «Нобелевские мечты» (Nobel’s Dreams) журналист Гэри Таубес рассказывает об истории исследований Карло Руббиа начала 1980-х годов по обнаружению W- и Z-бозонов, которые принесли ему Нобелевскую премию, а также о его менее успешных попытках получить вторую Нобелевскую премию, за его дерзкие выходы за пределы Стандартной модели. Команда Руббиа использовала при анализе данных по столкновению частиц Megatek — компьютерную систему, которая могла отображать данные на экране компьютера, причем про- грамма позволяла поворачивать изображение вокруг трех координат с помощью джойстика. Заместители Руббиа американец Джеймс Рольф и англичанин Стив Гир стали экспертами в работе на Megatek. Они могли посмотреть на событие, повернуть его немного, отобрать важные треки частиц и уверенно сказать, что они видят — W-, Z-бозон или таучастицу. «У вас есть эти вычисления, — говорил Руббиа, — но конечная цель всей титанической работы по анализу данных, основная фундаментальная задача должна состоять в том, чтобы дать людям окончательный ответ. И только Джеймс Рольф, глядя на это чертово событие, решит — Z-бозон это или нет». Теперь ситуация изменилась. У нас сейчас гораздо больше данных, но единственный способ понять, что они означают, — пропустить их через компьютер.
Всякий раз, когда возникают некоторая надежда на то, что получен новый экспериментальный результат, первой реакцией становится вопрос: «Сколько сигм?». В физике элементарных частиц неформальный стандарт вырабатывался на протяжении многих лет, и в соответствии с ним отклонение 3 σ считается «свидетельством» того, что что-то происходит, в то время как при отклонении в 5 σ уже можно объявлять об «открытии» чего-то. Это может показаться излишним требованием, так как фоновое событие 3 σ происходит обычно только с вероятностью 0,3%. Но правильнее было бы рассуждать об этом так: если посмотреть на триста различных измерений, одно из них просто случайно может оказаться событием 3 σ! Так что требование придерживаться критерия 5 σ дливым.
К декабрьскому семинару 2011 года пик вблизи 125 ГэВ имел статистическую значимость 3,6 σ в данных ATLAS и 2,6 σ в данных CMS (данные собирались и анализировались совершенно независимо). Многообещающие результаты, но, конечно, не настолько надежные, чтобы претендовать на открытие. Результат мог быть признан сомнительным из-за так называемого эффекта LEE (look-elsewhere effect). Как мы говорили, если делать много измерений (а на двух детекторах БАКа проводилось много измерений), в них могут случиться большие отклонения. Однако тот факт, что две коллаборации обнаружили пики в одном и том же месте, наводил на мысль, что это не было простой случайностью. Физики склонялись к тому, что экспериментальные данные говорят: поиски идут в правильном направлении и, видимо, обнаружены первые намеки на бозон Хиггса, но чтобы увериться в этом, нужно собрать еще больше данных.
Когда предсказания, которые вы проверяете, являются вероятностными, важность сбора большого количества данных невозможно переоценить. Вспомните наш пример с подкидыванием монетки. Если бы мы бросили монетку всего пять раз вместо 100, самое большое возможное отклонение от ожидаемого значения возникло бы при пятикратном выпадании орла (или решки). Шанс, что это произойдет, не маленький — больше 6%. Таким образом, даже для совершенно неправильной монеты, если мы подбрасываем ее всего пять раз, мы не можем объявить о значимости отклонения больше 2 σ. На групповом блоге Cosmic Variance, который благодаря моим усилиям размещается теперь на сайте журнала Discover, я за день до семинаров ЦЕРНа поместил свой пост под названием «Завтра об открытии бозона Хиггса не объявят». Не то, что у меня была какая-то инсайдерская информация, просто мы все знали, сколько к тому времени на БАКе собрано данных, и знали, что их недостаточно для объявления об открытии бозона Хиггса с точностью 5 σ. Для этого требовалось гораздо больше данных.
Медведь убит
Общее мнение физиков было таково: если свидетельства, представленные в 2011 году, действительно реальны, то данных, собранных за 2012 год, будет уже достаточно, чтобы добраться до необходимого порога магических 5 σ и объявить об открытии бозона Хиггса. Мы знали, сколько столкновений происходит на БАКе, и у всех было такое чувство, что мы услышим об открытии неуловимой частицы (или крушении всех наших надежд) год спустя, то есть в декабре 2012 года.
После ежегодной зимней остановки БАК возобновил сбор данных в феврале 2012 года. Конференция ICHEP в Мельбурне была запланирована на начало июля, и предполагалось, что на этом совещании обе коллаборации доложат свои новые результаты. Условия в 2012 году были несколько иными, чем в 2011-м: протоны сталкивались теперь при более высокой энергии — 8 ТэВ вместо 7 ТэВ, кроме того, была получена более высокая светимость, так что в секунду происходило больше событий. И то, и другое, казалось бы, упрощало поиски, но тут возникли новые проблемы. При больших энергиях вероятности взаимодействий меняются, и это означает, что немного изменилось количество фоновых событий, а потому пришлось обсчитывать новые данные отдельно от старых. Более высокая светимость означает еще и большее число столкновений, многие из них в детекторе происходят одновременно, что приводит к «загромождению» — возникает куча треков частиц. Пришлось сильно потрудиться, определяя, какие из них произошли от какого столкновения. Это приятная проблема, но все же проблема, которую нужно было решить, на что требуется время.
Конференция ICHEP — крупнейший международный форум, и, естественно, на нем должны были быть обнародованы новейшие данные по поискам бозона Хиггса, полученные в ходе экспериментов при более высоких энергиях и светимостях. Участники надеялись услышать, что машина работает отлично, а в идеале — что статистическая значимость декабрьских результатов возросла, а не уменьшилась. Заранее планировалось, что сбор данных в начале июня будет прерван для рутинных работ по техническому обслуживанию БАКа. Эту паузу ученые решили использовать для тщательного пересмотра данных, дабы понять, что уже получено.
Обе коллаборации анализировали свои результаты «слепым» методом. «Окна» были открыты 15 июня, в результате чего у экспериментаторов осталось около трех недель на анализ полученных данных и подготовку их презентации в Мельбурне.
Почти сразу же после начала анализов поползли слухи. Они были менее определенными, чем в декабре, что вполне понятно: сами ученые еще не понимали, что же они получили, и бились над тем, чтобы в этом разобраться. Любопытно, что я не услышал тогда ни одного слуха, который бы правильно и точно формулировал окончательный результат. Но общий тон не оставлял сомнений: на БАКе увидели что-то необыкновенно важное.
Итак, то, что обнаружилось, было новой частицей — бозоном Хиггса или чем-то очень его напоминающим. Даже беглого взгляда на данные было достаточно, чтобы убедиться в этом. Уровень важности сообщений был немедленно поднят — когда такие результаты должны демонстрироваться общественности, не говорят просто о получении новых результатов. Нужно либо объявить об открытии, либо не объявлять ничего, а если вы объявляете, следует сделать из этого новость номер один, раструбить об открытии на весь мир.
Пока группы физиков в отчаянной спешке анализировали данные, собранные по различным каналам, начальство обсуждало, как лучше разместить трубы, чтобы про- трубить погромче. С одной стороны, было запланировано, что обе коллаборации расскажут о своих результатах в Мельбурне. С другой стороны, в ЦЕРНе оставались сотни физиков, которые не собирались лететь через полмира, чтобы присутствовать на оглашении сей потрясающей новости. Но этот день принадлежал им не в меньшей мере, чем участникам конференции. В конце концов, был достигнут компромисс: каждая коллаборация устроит семинар в день открытия конференции, сами семинары пройдут в Женеве, и одновременно будут транслироваться в Австралии.
Дабы у людей, не посвященных в детали, не оставалось сомнений в том, что ожидается оглашение невероятно важных новостей, была распространена информация о том, что ЦЕРН пригласил на семинар важных гостей. Питер Хиггс, которому тогда было 83 года, в этот момент находился на Сицилии и собирался лететь обратно в Эдинбург. Его страховка на период путешествия кончалась, кроме того, у него по понятным причинам в кошельке не было швейцарских франков. Но тем не менее он изменил свои планы после того, как ему передали телефонное сообщение от Джона Эллиса — выдающегося теоретика из ЦЕРНа и давнего фаната бозона Хиггса: «Скажите Питеру, что если он не приедет в ЦЕРН в среду, он потом очень пожалеет». Хиггс приехал, то же самое сделали Франсуа Энглер, Джеральд Гуральник и Карл Хаген — другие теоретики, первооткрыватели механизма Хиггса.
В декабре 2011 года я только что вернулся в Калифорнию и проспал все семинары, которые начинались в 5 часов утра по тихоокеанскому времени. Но в июле 2012 года мне удалось забронировать билет на рейс в Женеву, и я был в тот важный день в ЦЕРНе. Вместе с какими-то незнакомыми людьми я бегал от одного здания лаборатории к другому, пытаясь получить аккредитацию. В какой-то момент мне пришлось умасливать охранника, чтобы тот разрешил вернуться в здание, из которого я только что вышел, объяснив, что тороплюсь. Он спросил: «Почему сегодня все так спешат?»
Как и в декабре, сотни людей (в основном молодых) провели на лужайке рядом со зданием лаборатории ночь, чтобы успеть занять удобные места в аудитории. Джанотти, как и в тот раз, доложила результаты, полученные на ATLAS. Каденция Тонелли в качестве спикера CMS закончилась, и до- клад от CMS делал его преемник — Джо Инкандела из Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Инкандела и Джанотти одновременно начали свои научные карьеры, вместе работая на UA2 — одном из детекторов предыдущего адронного коллайдера ЦЕРНа, искали там бозоны Хиггса.
И теперь они оба собирались объявить о том, что их многолетние поиски наконец увенчались успехом.
Каждый из собравшихся в аудитории знал, что всей этой суеты не было бы, если б сигнал исчез. Основная интрига состояла в том, сколько сигм составляет его значимость. По слухам и приблизительным оценкам общее мнение склонялось к тому, что каждая коллаборация, по-видимому, на- брала 4 σ, но не добралась до 5. А если соединить результаты двух детекторов, возможно, удастся перескочить через этот порог! Но объединить данные двух различных детекторов гораздо сложнее, чем кажется, и уж совсем невозможно сделать это в последние три недели. Все боялись, что их собираются еще раз подразнить ложными надеждами, так и не объявив об открытии бозона Хиггса.
Но волноваться не стоило. Инкандела, выступавший первым, прошелся по очереди по всем различным каналам, проанализированным на CMS. Сначала шли двухфотонные события; они дали заметный пик как раз там, где мы надеялись, — при 125 ГэВ. Значимость события равнялась 4,1 σ — больше, чем в предыдущем году, но это еще не было открытием. Потом настала очередь событий с четырьмя за- ряженными лептонами, возникающими в результате распада бозона Хиггса на два Z -бозона. И опять в том же месте появился пик, на этот раз значимостью 3,2 σ. На своем 64-й слайде презентации, выполненной в PowerPoint, Инкан- дела показал что получится, если объединить эти два ка- нала: 5,0 σ нашли!
Джанотти, как и Инкандела, начала с того, что поблагодарила за тяжелую работу всех, кто поддерживал работу БАКа, и сделала акцент на тщательности, с которой коллаборация ATLAS анализировала свои данные. Потом она перешла к двухфотонным результатам и тоже продемонстрировала явный пик при 125 ГэВ. На этот раз значимость составила 4,5 σ. Результаты по четырехлептонному каналу также находились в согласии с предыдущими: крошечный пик, но вполне различимый, со значимостью 3,4 σ. Комби- нация их привела к общей значимости, равной в точности 5,0 σ. В конце своего выступления Джанотти воздала хвалу Природе за то, что та поместила бозон Хиггса туда, где БАК
смог его найти.
Масса хиггсовского бозона, найденная на ATLAS, оказалась равной 126,5 ГэВ, в то время как CMS получил для нее значение 125,3 ГэВ, но это не страшно — разница измерений лежит внутри ожидаемой ошибки. CMS проанализировал и другие каналы в дополнение к двухфотонному и четырехлептонному, и в результате их окончательное значение снизилось, но не намного — до 4,9 σ. Но опять же, это совершенно не нарушает общую картину. Согласие между двумя экспериментами было удивительным и принципиально важным. Если бы на БАКе только одна коллаборация занималась поисками бозона Хиггса, у физического сообщества было бы гораздо больше оснований сомневаться в надежности результата. А так все сомнения были отброшены. Это было открытие!
Когда семинары закончились, Питер Хиггс дал волю эмоциям. Позже он говорил: «Во время докладов я еще дистанцировался от всего происходящего, но когда семинар закончился, почувствовал себя как на футбольном матче — моя любимая команда выиграла! Люди стоя аплодировали докладчикам, представлявшим результаты, выкрикивали „ура“. Такое чувство, будто меня несла волна счастья». В пресс-центре после семинара журналисты попытались получить от него дополнительные комментарии, но он отказался давать интервью, сказав, что в такой день в центре внимания должны быть экспериментаторы.
Оглядываясь назад, понимаешь, что открытие бозона Хиггса состоялось раньше, чем ожидали, из-за того, что многие обстоятельства в первой половине 2012 года сложились весьма удачно для физиков. БАК работал на полную мощность, всего за несколько месяцев набрав больше событий, чем за весь 2011 год. То была тьма данных, но теоретики, анализировавшие их, героически справились с проблемой наложения и успешно идентифицировали подавляющее большинство событий. Более высокая энергия привела к тому, что было произведено больше бозонов Хиггса за то же время, а командам двух детекторов удалось усовершенствовать методы анализа и суметь выжать больше значимых результатов из своих данных, чем раньше. Все эти улучшения в конечном итоге подарили физикам праздник Рождества в июле.
Что это было?
После того как семинары закончились, Инкандела поделился своими размышлениями: «Часто думают, что как только обнаружится что-то, все этим и заканчивается. Занимаясь наукой, я понял, что, напротив, тут-то как раз все и начинается. Почти всегда что-то очень большое, но вполне доступное, скрывается за тем, что вы только что нашли, и просто следует идти дальше. И на этом пути расслабиться невозможно!»
Не осталось сомнений в том, что в экспериментах CMS и ATLAS была найдена новая частица. Мало кто сомневался, что она, эта новая частица, напоминает бозон Хиггса: ее вероятности распада по различным каналам примерно совпадали с теми вероятностями, которые можно вычислить в рамках Стандартной модели для распадов бозона Хиггса, если его масса составляет 125 ГэВ или около того. Но есть много причин, чтобы задаться вопросом, действительно ли это простейший вариант бозона Хиггса или нечто более хитрое? Уже в полученных на сегодняшний день данных появились крошечные намеки на то, что обнаруженная частица — не простой бозон Хиггса. Еще слишком рано говорить, кроется ли за этими намеками что-то реальное, но будьте уверены — ученые обязательно попытаются понять, то происходит на самом деле.
Ясно, что частицы не появляются в детекторе, снабженные этикетками. Когда мы говорим, что нашли что-то, похожее на хиггсовский бозон, мы имеем в виду, что, как только масса Хиггса определена, Стандартная модель позволяет очень точно рассчитать вероятности его распадов. В модели нет других свободных параметров, и, зная одно это число, мы можем точно сказать, сколько распадов будет в каждом канале. Говоря, что мы видим нечто вроде бозона Хиггса, мы имеем в виду, что видим правильное количество избыточных событий во всех каналах, где они должны происходить, а не только в одном.
На цветных вкладках представлены данные, полученные в 2011 году и половине 2012 года на ATLAS и CMS только при столкновениях с созданием двух фотонов. То, что мы видим, — это число событий, в которых сумма энергий двух фотонов равна определенной энергии. Обратите внимание, как мало из этих событий происходит на самом деле. В эксперименте видны сотни миллионов взаимодействий в секунду, из них пару сотен в секунду проходит через триггер и записывается в память, но из всех данных мы получаем только около тысячи событий в год, соответствующих каждому значению энергии.
Пунктирная линия на рисунке изображает предполагаемый фон — тот, который бы ожидался, если бы бозона Хиггса не было. Сплошная линия — то, что происходит, если мы добавляем обычный бозон Хиггса из Стандартной модели с массой 125 ГэВ. На обеих кривых видна небольшая выпуклость — шишка — высотой с пару сотен событий по сравнению с ожидаемой величиной. Нельзя сказать, какие события являются распадами бозона Хиггса, а какие — фоновыми, но можно спросить, есть ли статистически значимое превышение. И оно есть.
При ближайшем рассмотрении этих данных обнаруживается нечто любопытное. Одна из причин того, почему мы удивились, найдя в 2012 году бозон Хиггса так быстро, состоит в том, что в экспериментах действительно наблюдалось больше событий, чем ожидалось. Значимость двух- фотонного пичка в данных ATLAS составляет 4,5 σ, а число столкновений, полученных из расчетов в рамках Стандарт- ной модели, должно составлять только 2,4 σ. Аналогично, в CMS было получено значение 4,1 σ, а должно быть только 2,6 σ.
Другими словами, наблюдалось больше избыточных событий с распадом на два фотона, чем мы должны были увидеть. Не намного больше — пички лишь слегка выше, чем ожидалось, но все еще в пределах известной неопределенности. Но интересно, что есть соответствие между обоими экспериментами (и соответствие с результатами ATLAS 2011 года). Нет сомнений — нам понадобится больше данных, чтобы увидеть, реальное это расхождение или просто
мираж.
В данных CMS содержится еще одна небольшая, но хитрая головоломка. В то время как ATLAS сфокусировался на надежных двухфотонных каналах или каналах с четырьмя заряженными лептонами, на CMS проанализировали еще и
три канала распадов с большими шумами: на тау–антитау частицы, на прелестный–антипрелестный кварки, и на два W-бозона. Как и следовало ожидать, прелестный–антипрелестный и WW-каналы не дали статистически значимых результатов (хотя большее количество данных, безусловно, улучшило бы ситуацию). Анализ канала тау–антитау, однако, озадачил: никакого избытка событий на 125 ГэВ не было замечено, даже несмотря на то что Стандартная модель их предсказывала. Это не очень статистически значимое расхождение, но факт кажется интересным. Действительно, небольшое расхождение, вызванное данными по распаду на тау-частицы, привел к падению окончательной значимости результатов анализа данных CMS до 4,9σ, хотя отдельно двухфотонные и четырехлептонные каналы давали значимость 5 σ.
Что это могло быть? Ни одна из этих странностей не была настолько значимой, чтобы всерьез считать, что вообще происходит что-то необычное, поэтому их, может, не стоит и рассматривать слишком серьезно. Но мы, теоретики, именно этим в жизни и занимаемся. Уже через день или два после семинаров в Интернете стали появляться теоретические работы, в которых авторы попытались в этом разобраться.
Легко привести простой пример проблемы, над которой люди сейчас думают. Вспомним, каким образом бозон Хиггса распадается на два фотона. Поскольку фотоны безмассовы, и, следовательно, бозон Хиггса не может непосредственно распасться на них, единственный способ, которым это может произойти, — через некоторую промежуточную виртуальную частицу, которая должна иметь массу (чтобы связаться с бозоном Хиггса) и электрический заряд (чтобы связаться с фотонами).
Согласно диаграммам Фейнмана, при расчете скорости этого процесса мы должны просуммировать независимые вклады от всех различных массивных заряженных частиц, которые способны появиться в петле внутри этой диаграммы. Мы знаем все частицы Стандартной модели, так что это нетрудно сделать. Но новые частицы могли бы значительно изменить ответ, внося вклад в эти виртуальные процессы, даже если мы пока не обнаруживаем их непосредственно. Таким образом, аномально большое количество двухфотонных событий может быть приветом от частиц за пределами Стандартной модели.
Детали, конечно, имеют значение: если новые частицы, которые мы имели в виду, изменяют вероятности и других измеряемых процессов, у нас появятся проблемы. Но как это восхитительно — мечтать о том, что, изучая бозон Хиггса, мы узнаем не только о самой этой частице, но и о других, которые неизвестны нам сегодня и которые нам только еще предстоит найти…
А потому — не расслабляйтесь.
