1
То, что мы замечаем и в своих исследованиях (в Московском институте социально-культурных программ мы в прошлом году провели два больших исследования: «Мониторинг культурных практик горожан» и «Культурный аудит города»), и в опросах Фонда «Общественное мнение» — это трансформация идентичности людей, живущих в Москве. По исследованиям ФОМа в Москве на данный момент около 60% людей, которые здесь не родились, но постоянно здесь проживают, и около 40% коренных москвичей. По нашим опросам оказывается, что около 60% людей, постоянно живущих и работающих в Москве, никак не чувствуют себя москвичами. Может показаться, что это одни и те же 60%, но нет. На самом деле, среди тех, кто живет в Москве, постоянно здесь работает и никак себя не связывает с этим местом, 20% здесь родились. Еще 30% переехали сюда более десяти лет назад. Это любопытная ситуация, когда город позволяет вам находиться в нем, связывать с ним свою жизнь и, при этом, не формирует никакой «московской» идентичности.
Наибольшую московскую идентичность демонстрируют люди, которые здесь не родились, но прожили в Москве более десяти лет, то есть те, для кого этот переезд был серьезным достижением, возможно, основным жизненным планом, потому что для них это — завоеванная идентичность, в отличие от многих коренных горожан. И встает вопрос, на который мы не можем в данный момент ответить: в какой мере городская идентичность есть что-то действительно необходимое и желательное, и связан ли комфорт жизни с городской идентичностью?
2
При анализе данных других наших эмпирических исследований, мы понимаем, что базовая метафора, через которую люди, постоянно проживающие в Москве, видят свой город: «город-офис». Огромный многомиллионный офис (вроде «Метрополиса» Ф. Ланга), в котором вы проводите свою жизнь, и который в данном случае вас полностью устраивает, поскольку его основная функция — обеспечение комфортных условий для зарабатывания денег. И это, как правило, не то место, где вы намерены свои деньги потратить. Мы можем посчитать стоимость московского рубля: если у вас в Москве нет возможности потратить заработанный рубль (кроме как пропить или отложить на квартиру), то рубль здесь для вас стоит куда меньше, чем, допустим, в Санкт-Петербурге (куда москвичи предпочитают ездить на выходные). Рубль в Москве и рубль в Петербурге — это очень разные рубли, явно не эквивалентные друг другу.
3
Впрочем, Москва парадоксальна далеко не только в том, что касается идентичности ее жителей. К примеру, находясь на четвертом месте в рейтинге самых дорогих городов мира, между Осакой и Женевой, она стоит на семидесятом месте в рейтинге жизнепригодности (livability) городской среды. Города-офисы всегда испытывают трудности с общественными пространствами (единственные подлинно общественные пространства в офисе — курилка и кухня, именно в них превращаются московские парки) и Москва — не исключение.
4
Это подводит нас к вопросу о связи общественных пространств и городской идентичности. Потому что архетип общественного пространства — агора в древнегреческом полисе. Это не столько то место, в котором вам комфортно и куда вы идете провести время с друзьями, сколько место, в котором город осознает себя городом. Общественное пространство — пространство формирования городской идентичности. И если нет такого места, в котором вы чувствуете свою связь с этим странным метагородским образованием, то и городская идентичность не формируется. Удивительное дело: появление автобусов дабл-деккеров на улицах Москвы, полностью выламывается из картины мира людей, которые живут здесь несколько десятилетий. Представьте, вы приходите в офис, зарабатываете деньги, чаще всего остаетесь в нем ночевать, и вдруг — в него приходят туристы с экскурсоводами (которые к тому же предлагают Вам присоединиться к экскурсии по своему офису). Появляется шанс увидеть опривыченное и незамечаемое пространство другими глазами.
5
Когда мы анализируем, какие существуют культурные запросы в городе, мы обнаруживаем, что запрос на деятельность учреждений культуры — далеко не самый значимый. Самыми значимыми оказываются два других запроса. Первый — запрос на события, потому что события — это то, что создает город во времени. То есть, общегородские события, такие, как День города, Ночь музеев — те, которые нарушают повседневное течение жизни. Те редкие моменты, в которые вы неожиданно можете осознать свою связь с этим монструозным поселением. А второй запрос — это запрос на культурную среду. Главное требование москвичей сегодня к культуре Москвы — это чтобы, когда они выходили в этот краткий промежуток от дверей квартиры до дверей офиса, их не тошнило от всего того, что они видят. И пока по этому критерию существует огромная разница между тем, как люди оценивают качество городской среды в центре города и на его окраинах. Парадоксальный факт, что родители с большим спокойствием отпускают своего ребенка гулять в центр, чем во двор. Их собственный район кажется им куда менее безопасным местом, чем небольшое пространство внутри бульварного кольца. Парадоксальная ситуация с точки зрения мирового опыта изучения обобщённого доверия.
6
Надо понять, что эта неидентичность — закономерный результат того, что Москва представляет собой метагородское образование. Что такое метагород? В теории социальной топологии любой город описывается как множественный топологический (мульти-пространственный) объект. Но любой пространственный объект (идет ли речь о каком-то физическом объекте, или о фрагменте физического пространства), должен описываться, как совокупность отношений. Соответственно, первый вопрос, который задает социальная топология: что создает этот город, как именно этот город? Что делает Москву Москвой? Каково устойчивое ядро формирующих ее отношений? И следующая аналитическая задача — если мы все же сможем выявить эти наиболее значимые, существенные отношения между инфраструктурой, пространством и людьми, описать их детально, прописать их взаимосвязи и трансформации — задача понять: в какой мере эти отношения связаны с его территорией? Что делает Петербург Петербургом? Дворцовая площадь, Нева, отчасти близость финской границы, статус культурной столицы, — описав некоторый набор, мы можем сказать, что существенная часть того, что делает Петербург Петербургом, это все-таки то, что находится на его территории. Нельзя убрать каналы или утопить Васильевский остров, а Дворцовую площадь закатать в бетон. (То есть, конечно, можно, но Петербург Петербургом быть перестанет.)
7
С Москвой ситуация качественно иная, потому что те отношения, которые делают Москву Москвой, преимущественно не локализованы на ее территории. Москву Москвой делают Шереметьево и Домодедово. Подмосковье, которое в ней работает. Потоки трудовой и досуговой миграции. Транспортные магистрали страны, которые заставляют вас из Владивостока в Сан-Франциско лететь через Москву и Нью-Йорк. Москву Москвой делает все то, что в Москве пространственно не расположено. Половину городских объектов можно перенести и никто не заметит. Те устойчивые отношения, которые формируют Москву сегодня, как городское единство, не являются в полном смысле «московскими».
Собственно, отсюда половина проблем городской идентичности. Это не устойчивая идентичность отношений («семантическая идентичность», как сказал бы основатель социальной топологии Джон Ло), а идентичность потока — идентичность трансформаций и изменений. Хорошо это или плохо? Мы принципиально не ставим такого вопроса. Нам интереснее другое — проследить, что происходит с городской идентичностью по мере изменений в городском пространстве.
