Семитские языки составляют часть хамито-семитской, или афразийской, семьи. На хамитских языках до сих пор говорят в Африке, в частности в Северной Африке. Так, к ним относятся кушитские языки в Эфиопии, берберские языки в Алжире и Марокко, чадские языки в Чаде; кроме того, к ним принадлежит и древнеегипетский. Несмотря на множество предпринятых попыток, нам не удалось реконструировать прото-хамито-семитский язык, поэтому некоторые исследователи предпочитают называть эти языки афразийскими.
История
Многие считают, что иврит был «восстановлен», но я предпочитаю говорить о появлении устной формы иврита. Язык не был воскрешен, так как он и не умирал.
Начнем с самого начала. На иврите говорили во времена написания Библии. Это был язык Мишны, части Талмуда. Начиная со II века нашей эры иврит использовался преимущественно в письменных текстах, однако евреи продолжали использовать его в качестве lingua franca — языка межнационального общения.
В конце XV века Арнольд фон Харфф, немецкий путешественник, записал несколько полезных выражений для тех, кто собирается предпринять путешествие в Иерусалим, — базовые фразы, которые можно использовать в повседневной жизни. Он даже записал на иврите предложение «Мадам, я желаю сегодня с вами спать». Не знаю, говорили ли иерусалимские проститутки XV века на иврите, но полагаю, что нет. Итак, у нас есть информация о наличии устной формы иврита — чего-то вроде пиджина или lingua franca. Даже как способ устного общения иврит не был мертв.
Поразительно, но существуют и письма, написанные на иврите, — от евреев к Наполеону. Кроме того, на протяжении почти двух тысячелетий сложился впечатляющий корпус литературы на иврите — как религиозной, так и светской. Разумеется, иврит ни для кого не был родным языком. Никто не родился в этой языковой среде, так что иврит изучали, и, когда евреи приезжали в Израиль (или Палестину), чтобы увидеть Иерусалим и Святую Землю, они могли общаться с другими евреями. Один автор, живший в начале XIX века, свидетельствовал, что слышал, как евреи говорили со своими единоверцами, людьми со всего мира, которых объединяла их религия — и язык. Как еще они могли бы общаться?
Сионизм, креолизация и современный иврит
Иврит стали активно использовать в начале XX века в Палестине во время второй алии (иммиграционной волны). На мой взгляд, устная форма иврита возникла как креольские языки, так как первыми на иврите заговорили дети. В 1950-х годах юморист Ефраим Кришон написал: «В мире есть только одна страна, где дети учат родному языку своих матерей». Это очень похоже на то, что происходит в креольских языках. Важно подчеркнуть, что у евреев был не только библейский иврит, но и другие его варианты, возникшие в период письменного использования иврита.
Когда мы говорим о креолизации, мы чаще всего связываем ее с колонизацией и влиянием целевого языка. Дети приходят в язык с грамматикой и, по-видимому, когнитивными универсалиями своих родителей. Но в случае иврита никакой колонизации не было — был идеализм, который принес с собой школьное образование. Почему был возрожден не идиш? Потому что сионизм как движение сосредотачивался вокруг иврита, а не идиша. Мы знаем, что многие палестинские арабы учили идиш, чтобы общаться с новоприбывшими евреями, которые переехали туда в начале XX века. Но идеология дала развитие именно ивриту.
Итак, в последнее десятилетие XIX века и в начале XX века во многих местах по всей Палестине были учителя, которые преподавали иврит. Но это был не библейский иврит, а новый, реконструированный. Были учебники грамматики и хорошие учителя, которые прекрасно владели ивритом, однако лишь его письменной формой. Тем не менее они учили ивриту детей, которые начали разговаривать на нем между собой на уроках, затем продолжали говорить на нем между собой на переменах, а потом приходили домой и, по сути, вынуждали родителей говорить на иврите, потому что для них говорить на нем было проще, а кроме того, иврит позволял им выразить больше, чем тот язык, на котором они говорили изначально. Тогда также существовал «Комитет по языку иврит», который сейчас называется «Академия языка иврит». Он создавал слова для повседневной жизни, которых в иврите еще не было.
Итак, иврит преподавали детям. Разумеется, в отличие от креольских языков, в нем была и письменная традиция: библейский иврит и литература XVIII–XX веков. Таким образом, можно выделить две параллельные линии развития иврита — письменную и устную, которые, разумеется, влияли друг на друга. Так появился современный иврит.
Современная и древняя версии иврита
Вопрос о том, какие различия существуют между современной и древней версией иврита, немного неоднозначный. Если вы спросите об этом любого образованного человека, для которого иврит является родным языком, то он скажет, что это два одинаковых языка. Но если вы спросите семитолога, который владеет библейской версией иврита, записи на современном иврите он прочитать не сможет. Следовательно, на самом деле это два совершенно разных языка. Почему же израильтянам кажется, что это один и тот же язык? Потому что они также начинают изучать Библию с семилетнего возраста. Тем не менее с точки зрения лингвистики это разные языки, хотя оба принадлежат к семитским языкам и оба ивриты.
Если мы посмотрим на семитскую письменность, то увидим, что на Синайском полуострове во II тысячелетии до нашей эры и позднее все надписи создавались побуквенно, без пробелов между ними. В современном иврите все предлоги по-прежнему присоединяются к словам. В письменном иврите нельзя отдельно использовать одну согласную: например, предлог «mi-» (-מ, от) происходит от «min-» (-מן, от), в котором две согласных, и последняя, следовательно, пишется отдельно. Таким образом, если мы хотим написать, что кто-то вышел «из дома», мы напишем min habait, но если мы используем более короткий предлог с тем же значением, то нам нужно будет написать его слитно с существительным. Таким образом, это просто вопрос принятой системы написания.
Что касается синтаксиса, то на большую часть семитских языков — если не на все — повлияли другие языки. Это верно даже для аккадского, самого древнего из известных нам семитских языков. На него крайне сильно повлиял шумерский язык, поскольку семитские племена пришли в Месопотамию (современный Ирак) и встретились там с людьми, уже жившими там и говорившими на шумерском, который не является семитским языком. Таким образом, если мы говорим о протосемитском языке, это язык типа V1, базовый порядок слов в котором — VSO (сказуемое — подлежащее — объект). Затем порядок слов сменился на SOV (подлежащее — объект — сказуемое) в аккадском. То же самое произошло с эфиопскими языками из-за несемитских кушитских языков, которые составляют их основу. Современный иврит соответствует порядку SVO (подлежащее — сказуемое — объект) преимущественно из-за европейского влияния. Таким образом, все языки переносят влияние окружающей среды независимо от того, принадлежат они к одной языковой семье или нет.
Письменная речь всегда отличается от устной, так что новорожденный иврит очень сильно изменился в фонологии. Появившись в первую очередь в среде людей, которые пришли из Европы, иврит пережил сильное индоевропейское влияние в лексике, фразеологии и синтаксисе, однако морфология иврита схожа с древнееврейским и другими семитскими языками. Антуан Мейе, французский исследователь начала XX века, говорил, что морфология — это последний оплот языка: если морфология меняется, то это уже другой язык. В современном иврите морфологические изменения незначительны.
Глагол как субъект и предикат
Большая часть тех, кто хотел начать говорить на иврите в конце XIX — начале XX века, были приезжими славянского происхождения: для них родными языками были русский, украинский или идиш. Это повлияло на иврит. Например, как и в русском, в предложении на иврите нет необходимости использовать глагол в качестве предиката. Таких языков очень много. В иврите никогда не нужен был глагол-предикат, чтобы составить высказывание. Очень удачно, что устная форма иврита стала именно такой, иначе нам нужно было бы всегда использовать глагол в речи. В любом случае люди, которые возродили иврит, говорили на славянских языках, и это помогло сохранить такой тип предложений. Например, в yikhtov (יכתוב) «y-» в начале — это субъект, 3 л. ед. ч. м. р., а -ikhtov значит «будет писать», то есть это слово значит «он напишет». Таким образом, глагол в иврите не просто предикат, а субъект и предикат и может представлять собой законченное предложение.
Морфология: корни и модели
Морфология иврита крайне интересна, поскольку она неконкатенативная. Слова в иврите основываются на корнях или последовательностях радикалов, обычно состоящих из трех согласных. Самые первые словари основывались на корнях, а не алфавитном порядке слов, как это принято в современных словарях (в таких языках, как арабский, это по-прежнему распространенное явление). Эти корни вписываются в уже существующие модели. Например, чтобы сказать katav (כתב, «он писал»), мы берем корень k.t.v. и накладываем на него модель прошедшего времени «-a-a-». Так составляется большая часть слов в семитских языках. Вы не можете произнести модель так же, как корень. Это особенность всех семитских языков, включая, до какой-то степени, даже восточноарамейские языки, которые радикально изменились по сравнению со структурой иврита, арабского и древнеарамейского. У них линейная морфология, но и в них по-прежнему есть следы наложения корня на модель.
Со своими студентами я делал такое упражнение. Я предлагал им взять какое-нибудь слово, например pe (פּה), которое означает «рот» и в котором один гласный и один согласный. Как они сделали бы из этого существительного глагол вроде «использовать рот»? У них есть уже знакомая модель «-i-e-», и им нужно вставить в нее корень, но в модели есть три пробела. Как ее использовать, если у вас в корне всего один согласный звук? Тем не менее для этого есть способы. Они используют их на автомате и создают слово, например piyiti, добавляя полугласный и адаптируя оригинальные гласные к принятому словоизменению. Для человека, который говорит на иврите или любом другом семитском языке, это очень просто. Так лексикон пополняется новыми образованиями.
Биньяним и мишкалим
Система образования глаголов называется «биньяним» (בניינים). Понятие биньянима было введено средневековыми грамматиками. Самый простой биньян, или способ создания новых глаголов, в современном иврите — это piel (פעל). Именно им я воспользовался, когда сделал глагол от существительного pe («рот»). Очень частый пример — взять корень «k.t.v», который значит «писать», вставить в него «-i-e-» и получить kitev («написать копию и отправить кому-то третьему»). Есть и другие модели. В некоторых мы можем наращивать согласные, менять гласные. В древнееврейском также было возможно удваивать радикал (чего в современном иврите больше не встречается). Если мы добавим в начало «sh-» (-ש, «снова»), мы получим shikhtev («переписал»). Другой пример: khazar значит «вернулся» (חזר, -a-a-), и мы можем сказать shikhzer (שחזר, «вернуться снова»). Таким образом, мы можем добавлять согласные или менять модель, чтобы получить новое образование. Мы можем также изменить залог и получить пассив: мы можем сказать shuhtav, что значит «переписанный», «-u-a-» — модель для пассивного залога. Или же мы можем добавить глоттальный щелевой согласный «h-» для обозначения каузации. Эти модели крайне плодотворны, и люди используют их автоматически.
Мы можем использовать модели как для глаголов, так и для существительных. Для существительных мы называем их не биньяним, а мишкалим, но это то же самое. Они преимущественно используют гласные, но иногда и несколько согласных тоже. Например, в merkava (מרכּבה, «карета») корень — r.k.v., в который мы добавляем модель «m-e-a» и морфему женского рода «-a» в конце, и в результате получается существительное. Или, например, darakh (דרך, «шаг»): вы можете получить idrakha — «место, по которому шагают» или просто-напросто «тротуар». Большая часть знаменательных слов была построена таким образом, с использованием корней и моделей, а вспомогательные обычно образуются иначе.
Эти модели довольно устойчивы. Например, если мы добавим морфему «-ut» в конец слова, мы, скорее всего, получим абстрактное существительное — например, melekh (מלך) значит «король», а malkhut (מלכוּת) значит «королевство». Но не всегда по модели можно определить значение слова. Например, в школе нас учат модели «-a-e-e-t» («t» указывает на женский род), которая означает болезнь. Например, tsahevet значит «амариллез». Но есть множество похожих существительных, которые не означают болезни. Например, rakevet (רכבת) значит «поезд». В глаголах биньян «h-» обычно означает каузацию, однако есть некоторые глаголы, которые содержат «h-», но несут другое значение.
Таким образом, по модели не всегда можно предсказать значение слова. Некоторые модели — например, для районов, болезней, инструментов — крайне плодотворны, но в целом нельзя сказать, что у нас есть полноценная система с некоторыми исключениями или нарушениями. У нас есть просто модели, хотя можно выделить некоторые устойчивые продуктивные формы.
Что касается неологизмов, мы не изобретаем новые корни, а заимствуем их из других языков. Например, возьмем английское слово neutral («нейтральный»). Сначала мы извлекаем из него корень, состоящий из согласных, и получаем «n.t.r.l», а затем применяем уже известные модели. Если я хочу сказать, что кого-то нейтрализовал, я применяю соответствующую модель к корню и получаю nitralti (ניטרלתי, «я нейтрализовал») или nitrel (ניטרל, «он нейтрализовал»).
Текущие исследования
В настоящее время я работаю над устными версиями языков. Я входил в состав команды, собирающей материал о разговорном, устном, спонтанном иврите. Что иврит может привнести в общее лингвистическое знание?
Аристотель был философом, которого очень интересовали языки, но из-за его переводов мы привязаны к его описанию структуры предложений, в которых должен быть субъект и предикат. В иврите больше половины предложений в спонтанной речи не имеют субъекта. Некоторое время назад это меня заинтересовало, и я начал изучать, почему при описании или анализе определенных языков мы вводим нулевые субъекты. Я вернулся к работам Хомского, который позаимствовал эти идеи у Аристотеля. Именно с него пошла традиция анализа всех мировых языков на сопоставление с греческим и начиная с 1950-х годов английским языками.
Если вы посмотрите на сами языки, то увидите, что вам не нужен субъект в предложении, а значит, от нулевых субъектов следует избавиться. В 1953 году Витгенштейн в своих философских работах описал искусственный язык. Допустим, есть строитель и его помощник. Строителю для работы нужно всего четыре предмета: блоки, колонны, балки и плиты. Он говорит: «Плита», и помощник несет ему плиту. Витгенштейн отмечает, что он не говорит: «Пожалуйста, принеси мне…», ему это не нужно. Он говорит просто: «Плита». И Витгенштейн задается вопросом: являются ли эти предложения эллиптическими?
В этом состоит моя идея, но взял я ее не у Витгенштейна, а из иврита, потому что корпус разговорного иврита подсказывает, что вам не нужен субъект — разумеется, если имеется контекст. Но ведь язык всегда встроен в определенный контекст, лингвистический дискурс. Вы добавляете субъект, только если он вам нужен. При этом в большей части предложений глагола нет, а иврит связан возможностью вставлять субъекты только в глаголы, это морфологическая константа. Более того, есть глаголы, субъекты которых не относятся к чему-либо в окружающем мире. Например, когда имеется в виду пассив, но вы используете не совсем пассивную форму. Например, в lakkhu (לקחו, «взяли») «u» не является агентом, это формальный субъект, обладающий неагентивной сущностью в семантике. Таких примеров много. Обычный глагол вроде haya (היה, «он был») морфологически связан необходимостью добавить в него субъект, и его можно найти в предложениях, где субъект выступает в виде женского рода или множественного числа. То есть субъект, выраженный в самом глаголе, не может быть семантическим.
Таким образом, в иврите есть множество предложений без субъектов и глаголов, так что вы можете из иврита узнать что-то о языках в целом.
