О науке: Та область практической деятельности, в которой я работаю, называется психофизиология. Эта область находится на пересечении двух фундаментальных наук — нейрофизиологии и психологии. Первая — это инженерия мозга, она изучает, из каких модулей и элементов состоит мозг, как эти модули работают, как они связаны между собой и какие функции обеспечивают. А вторая, психология, — это наука о процессах нашего ментального мира: восприятии, памяти, мышлении и других. Понятно, что обе эти стихии как-то связаны. Предмет психофизиологии — это то, как эти ментальные или психические феномены порождаются из физиологических процессов, из работы нервных клеток. Как, в самом деле, из нервных импульсов рождаются мысли? Что, если расшифровать эти нервные импульсы и понять мысль еще до того, как она будет высказана или даже задумана? Почему одни люди помнят тома энциклопедий, а другие не могут запомнить детский стишок? Наконец, самое сакраментальное: каким образом материальная структура, пусть очень сложная, составленная из десятков миллиардов нервных клеток, приобрела свойства самопознания? Это все психофизиология, совокупность новейших методов исследования, начиная с молекулярно-генетических коррелятов обучения, с регистрации одновременной активности сотен и тысяч отдельных нервных клеток при различных актах деятельности мозга и заканчивая функциональным сканированием мозга методами электроэнцефалографии высокого разрешения и метаболической томографии, нейрокомпьютерными интерфейсами, обеспечивающими прямой контакт мозга с компьютером.
О повседневности: Первое, о чем я начинаю говорить с претендентами на позиции дипломника или аспиранта в моей лаборатории, — это чрезвычайная занудность нашей работы. Действительно, наши машинные методы регистрации и анализа электрической активности мозга человека перегоняют в файлы не генетический код, не информационные молекулы и даже не результаты психологического тестирования, а они собирают гигабайты чисел, являющихся последовательными, каждую тысячную долю секунды измерениями амплитуды электрической активности мозга сразу от нескольких десятков его корковых областей. Самое привлекательное в работе — экспериментальное исследование с предъявлением испытуемым каких-то сенсорных сигналов и с регистрацией ответных реакций, что занимает едва ли одну десятую часть нашей работы. Все остальное — это фактически работа с числами, обработка и анализ хитроумными алгоритмами, которых всегда недостаточно и которые приходится придумывать самим. Конечно, на выходе этой обработки получаются иной раз особенно интригующие формы реакций головного мозга на какие-то удачно придуманные стимулы, и кажется уже, что вот оно, открытие, но жестокая статистика в силах разрушить даже самые элегантные гипотезы. И даже если пробились через статистику, через критерии логической непротиворечивости, через барьеры методической чистоты исследования, на всем этом могут поставить жирный крест рецензенты из научного журнала. Не по злобе, конечно, — рецензенты всегда очень добрые, просто мы сами не усмотрели, что надо было сделать какой-то контроль, что какое-то там измерение не сочетается с другим измерением — и все, статью отклонили. Нечасто, но так бывало и у нас. Но зато какое удовольствие потом рассказывать коллегам о своих новейших данных, прошедших все сита проверок, тащить их в тубе за спиной на какую-нибудь заморскую конференцию, планировать новые исследования, лелеять в тайне ото всех будущие открытия.
Об особенностях профессии: Над моим письменным столом в лаборатории в МГУ висит большой, в половину стены портрет фактически первого в мире психофизиолога — Ивана Михайловича Сеченова, профессора нашей кафедры в конце позапрошлого века. «Рефлексы головного мозга» — его книжка 1863 года; она попала ко мне в руки еще в школе. Мне повезло в том, что вопросами о том, как мои мысли приводят в движение тело, я задавался еще в школе, и моя работа со студенческих времен как раз и заключается в поиске ответов на эти вопросы. Но мне и не повезло: с каждой вновь выполненной работой или прочитанной статьей мне становится все более очевидно, что психический мир человека создается на основе непостижимой сложности его мозга. Вдумаемся в эти слова: «мозг непостижимой сложности»! Здесь легко соскользнуть на философские сентенции о том, может ли мозг познать самого себя. Но речь даже не об этом, а о том, что сейчас каждый день в мировой научной прессе выходят тысячи новых статей с экспериментальными фактами на темы психофизиологии. Невозможно прочитать даже малую толику этих статей, тем более трудно угнаться за осмыслением лавины новых фактов, получаемых в тысячах психофизиологических лабораторий на научном оборудовании сумасшедшей производительности, укладывающем цифровые данные в терабайтовые облака. Видно, пришло время, когда ученый должен не столько «вычислять», сколько, как говорил знаменитый Ричард Фейнман, догадываться о закономерностях природы. Мне очень нравится моя профессия, и мне кажется, что я тоже уже начал кое о чем догадываться.
26, 28 и 30 сентября в Академии ПостНауки состоится курс Александра Каплана «Чтение мозга: от „Матрицы“ к нейроинтерфейсам».
