FAQ: Сравнительная мифология

Почему не следует сегодня пытаться объяснить миф, какие вспомогательные дисциплины использует сравнительная мифология и почему в разных местах Земли существуют похожие мифы, рассказывает специалист по сравнительной мифологии, истории и археологии древнейшей Западной и Центральной Азии Юрий Березкин

1

Мифология интересовала людей еще с времен Гесиода, но стала предметом особого внимания в эпоху Возрождения и особенно с конца 18 века, когда начались попытки объяснить, откуда взялись мифологические тексты и какую информацию они несут. Было ясно, что древнегреческие, да и другие мифы содержат немало странных эпизодов, их герои сплошь и рядом нарушают моральные нормы, а порой действуют вопреки здравому смыслу. Большинство исследователей полагало, что непосредственно данное нам содержание текстов — это код; разгадав его, мы доберемся до истинного значения. Каждый предлагал свою дешифровку. Однако таких мифологов XIX–XX веков, как Макса Мюллера, Зигмунда Фрейда, Карла Юнга, Ольгу Фрейденберг, Клода Леви-Строса, подходивших к изучению мифов с очень разных позиций, объединяли два обстоятельства. Во-первых, их конкретные построения невозможно ни опровергнуть, ни доказать, так что некоторые работы этих, безусловно, великих людей относятся скорее к области философии или даже художественной литературы. Во-вторых, исследователи претендовали на универсальность своих подходов и не объясняли, почему фольклорно-мифологические тексты из разных регионов планеты содержат неодинаковые наборы мотивов — одни характерны для Африки южнее Сахары, другие — для Центральной Азии и Сибири, третьи — для Южной Америки и так далее. Делались следующие выводы: все люди обладают сходными эмоциями и интеллектом, так что, если мифы являются непосредственным продуктом разума и чувств, они должны быть по всему миру одинаковыми, а вариации распределяться хаотически.

2

Едва ли не единственным из ведущих специалистов конца XIX — начала XX века, который скептически относился к любым истолкованиям мифов, был Франц Боас, основоположник научной антропологии, по крайней мере, американской. Он обратил внимание на то, что одинаковые мифологические повествования или одинаковые изображения даже у соседних народов интерпретируются по-разному. Форма текстов или изображений устойчива и долговечна, а их истолкования могут быстро меняться. Вот знаменитый боасовский пример, касающийся искусства индейцев Нью-Мексико и Аризоны. Один и тот же треугольник с ресничками в росписях на сосудах в одной деревне означает «гора с ручьями», в другой — «туча, из которой идет дождь», а в третьей — «лапа медведя с когтями». Другими словами, ничего общего. Тот же разнобой в интерпретациях существует и в отношении повествовательных текстов.

Мифы заселяют Америку. Ареальное распределение фольклорных мотивов и ранние миграции Новый Свет. М.: Объединенное Гуманитарное Изд-во, 2007. 359 с.

3

Тексты, как и любые элементы человеческой культуры, сами по себе ничего не значат. Они лишь копируются, передаются от одного человека к другому, и в результате копирования в них постепенно и незаметно накапливаются изменения. Это касается в том числе и мифов, которые люди стремились пересказывать как можно точнее. Представители каждой культуры наделяют ее элементы определенным значением, ценностью, и обычно считают, что такое значение существует объективно, присуще самим элементам. На этом заблуждении основаны встречающиеся до сих пор наивные попытки понять, что значат те или иные знаки на стенах палеолитических пещер или на неолитической керамике. Что-то они, конечно, значили, но выяснить это значение можно было бы лишь расспросив древних художников, а это вряд ли осуществимо. Все эти вопросы достаточно ясно описывал французский социолог Эмиль Дюркгейм в конце XIX в., а 60 лет после него — американский антрополог Клиффорд Гирц.

Народная мифология, точнее мировосприятие, мироощущение, представляет собой весьма аморфное собрание верований, отраженное в рассказах, ритуалах и иногда в изобразительном искусстве. Как египетские или шумерские жрецы, так и современные этнографы пытались и пытаются осмыслить и обобщить этот материал, сделать его системным. Но при этом как жрец, так и исследователь, если он не выходит за пределы одной культурной традиции, строит свою систему из тех простых элементов, которые есть в самих народных верованиях. Современные исследователи могут добавить сюда элементы других традиций (и, к сожалению, часто это делают, мороча голову неискушенным читателям), но египетские жрецы о китайской или ацтекской мифологии ничего не знали, поэтому их построения, скорее всего, более или менее соответствуют подлинному содержанию древних мифов.

Напольских В. В. Древнейшие этапы происхождения народов уральской языковой семьи: данные мифологической реконструкции (прауральский космогонический миф). М.: Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР, 1991. 189 с.

4

Благодаря большой базе текстовых данных (десятки тысяч повествований) сегодня удалось выяснить, что те мифологические мотивы, которые представлены в Центральной и Южной Америке, находят ближайшие параллели в Восточной и Юго-Восточной Азии. Те же, которые представлены в основном только в Северной Америке, находят параллели как в притихоокеанских, так и в континентальных районах Сибири. Объяснить эту картину можно следующим образом. Археологи и генетики полагают, что первые группы людей проникли из Азии в Новый свет 15-17 тысяч лет назад. Сперва они жили в Берингии — ныне затопленной акватории Берингова моря с прилегающими районами Чукотки и Аляски. Затем, используя лодки, люди начали продвигаться по островам вдоль побережья Аляски и Британской Колумбии. Многие внутренние районы Северной Америки в то время были еще заняты ледниками, поэтому первые мигранты в основном направились дальше на юг, где и сохранились элементы их духовного наследия. 12-13 тысяч лет назад ледники стали быстро таять, а Берингия — уходить под воду. Началось подтягивание новых групп из Сибири с несколько отличной культурой. Поскольку Центральная и Южная Америка в это время уже были заселены, новые мигранты остались преимущественно в Северной Америке, где смешались с более ранними группами и начали заселять северные территории, освобождавшиеся из-подо льда.

Зная время заселения Нового Света и выделяя фольклорно-мифологические мотивы, которые предки индейцев принесли в Новый Свет из Сибири, мы можем определить, какие мотивы были известны в Сибири или Восточной Азии 15-17 или 10-12 тысяч лет назад. Например, выясняется, что мотивы, лежащие в основе рассказов о героических приключениях (таких эпизодов много в сказках и эпосе народов, живущих от Монголии до Кавказа), 10-12 тысяч лет назад уже определенно существовали. Никакими другими способами, кроме как сравнивая мифы индейцев и азиатских народов, подобную информацию об отдаленном прошлом получить невозможно.

5

Зачем нужно исследовать сравнительную мифологию? Не ради того, чтобы понять, о чем думали наши предки, а для того, чтобы, анализируя тексты, проследить распространение одинаковых образов и повествовательных эпизодов (то есть мотивов) по разным континентам, определить культурные связи и древние миграции. За последние 30-40 лет науки, изучающие древнейшее прошлое человечества, добились огромных успехов. Это касается прежде всего археологии и популяционной генетики. Хотелось бы сказать «и лингвистики», но она, к сожалению, глубже, чем на 5-6, редко на 8-10, не проникает в прошлое.

Березкин Ю. Е. Мифы Старого и Нового Света. М.: Астрель, 2009. [Кол-во стр. посмотрите в интернете; точно тот же текст в АСТ под названием «Из Старого Света в Новый»]

Напольских В. В. Как Вукузё стал создателем суши. Удмуртский миф о сотворении земли и древнейшая история народов Евразии. Ижевск: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 1993. 159 с.

6

Те истории о создании человека, которые записаны у народов языковой семьи мунда в Индии, у дардов (группы индоевропейских народов в восточном Гиндукуше) и у абхазов, очень схожи между собой. В этих мифах рассказывается о том, как человек был вылеплен из глины, а лошади (видимо, пара крылатых коней) пришли его уничтожить, поскольку боялись, что человек их запряжет. Чтобы отогнать лошадей, создатель поставил собаку-сторожа, либо собака возникла сама из комков той же глины, их которой сделали человека. У ойратов в западной Монголии есть похожий миф, но в нем фигурирует не конь, а корова, потому что конь у монголов и тюрков не может вызывать никаких отрицательных ассоциаций, это идеал совершенства и чистоты, а вот корова, бык иногда такие ассоциации вызывают. Каким образом весьма сложный сюжет оказался знаком обитателям Средней Индии, Гиндукуша, Кавказа и Монголии, а его отголоски попали даже к таймырским нганасанам? Объяснение может быть только одно: этот миф существовал у каких-то групп индоевропейцев, населявших евразийские степи в Бронзовом веке. В степи он не сохранился, поскольку за прошедшие 3,5 тысячи лет там многократно менялось население, но сюжет удалось восстановить, опираясь на данные по мифологии различных народов Евразии, с которыми индоевропейцы вступали в контакт. Почему это так, не вполне ясно, но это обстоятельство следует учитывать, определяя прародину носителей индоевропейских языков или же выясняя, где и кем была одомашнена лошадь.

7

Во времена Франца Боаса также были попытки сравнивать мифы, чтобы реконструировать на этой основе дописьменную историю. Однако эти попытки были оставлены, поскольку стало ясно, что, опираясь на материалы одной лишь современной культуры (а большинство фольклорных повествований зафиксированы недавно — в XIX–XX веках), реконструировать прошлое невозможно. Теперь же, благодаря усилиям археологов и генетиков, мы прошлое человечества в общих чертах представляем. И вот тут сравнительная мифология готова сказать свое слово. Она хоть и опирается на достижения других наук, но позволяет узнать о древних культурах такие подробности, о которых археология и генетика информации не содержат.