1
Все знают термин «неолитическая революция», хотя сейчас он не так популярен, как, скажем, 50 лет назад — современные представления о том, почему люди вдруг стали отказываться от традиционного образа жизни охотника-собирателя-рыболова, весьма отличны от изначальной концепции Гордона Чайлда, автора термина и самой концепции неолитической революции. Он полагал, что на то были экономические основания, но мы понимаем, что они никак не могли стать истоком процессов неолитизации: первые этапы освоения земледелия, животноводства требуют огромных усилий, давая при этом нестабильный результат. Палеоантропологические свидетельства указывают, что ранненеолитические сообщества, то есть уже перешедшие к земледелию и животноводству, обладали куда более низкими показателями продолжительности жизни, состояния здоровья и т. д., чем их современники, сохранившие традиционный уклад охотников-собирателей. Так что логики в предположении об экономических основаниях нет.
Вероятно, мы имеем дело со сложным комплексом культовых представлений и устремлений человека, к которому потом уже присоединилось рациональное начало. Тем не менее человек окружает себя новым миром: домом, жилищами, домашними растениями и животными, — то есть формирует антропогенную среду. Таким образом, если и говорить о неолитической революции, то она представляла собой создание антропогенной среды, а не просто переход к тому или иному типу питания.
2
У нас есть устоявшееся выражение «ранние земледельцы». Предполагалось, что они разводили прежде всего злаки — пшеницу, ячмень — и питались ими. Но, как показали исследования изотопного состава костной ткани, это совсем не так. Ранних землевладельцев, то есть специализирующихся на земледелии, не было: животноводство и земледелие развивались комплексно. Безусловно, зерновые культуры стали неотъемлемой частью человеческого рациона, но только частью, поскольку урожай не гарантирован и на тот момент был невысок. Впрочем, осмысление удивительного свойства зерна давать в десятки или сотни раз больше урожая, чем было посеяно, то есть возрождаться, умирая, лежит в основе множества культов, корнями уходящих в глубокую дописьменную древность.
3
Переход на новую пищу связан с физиологическими перестройками. Генетика современных популяций позволяет нам увидеть те микроэволюционные процессы, что приводили к закреплению и увеличению частоты повторяемости определенных линий, — процессы, что приносили выгоду. В этом отношении лучше всего изучен процесс привыкания к молочной пище — человек первый среди животных стал употреблять молоко, младенческую еду, в течение всей жизни. На деле это еда младенцев и маленьких детей; чтобы человек успешно переваривал молоко, он должен сохранить детские ферменты. Следовательно, мы можем предположить определенное направление микроэволюционного процесса в тех популяциях, где у взрослых людей часто встречается этот фермент — на севере и северо-западе Европы, в Прибалтийском районе.
Это не значит, что в других местах молоко не входило в рацион питания, но здесь оно, вероятно, было жизненно важным. Ведь северные районы — это недостаточное количество ультрафиолета, как следствие — рахит, страшнейшее заболевание: изменения в скелете женщины после перенесенного в детстве рахита, скорее всего, приведут к тому, что потомство будет появляться на свет с осложнениями или не будет вовсе. Так что популяция, защищенная от рахита, будет гораздо более успешна в микроэволюционном отношении (о том, что это селективно значимый признак, можно судить и по опыту поселения европейцев на территории Гренландии). Ген, который позволяет человеку вырабатывать лактазу во взрослой жизни, подтверждает селективную значимость типа питания для северо-западных народов древности. И он совершенно точно возник в Европе, возможно, в позднепалеолитическое время — 10-12 тысяч лет назад — или чуть позже, здесь мнения генетиков расходятся.
4
Приспособление к человеческой еде по-разному влияло на генетику и физиологию человека. Есть заболевания, связанные с непереносимостью некоторых белков зерна, — например, целиакия, известная еще древним грекам; она была описана в классическое время, хотя этиология была не вполне ясна. До сих пор точно не определено, какие гены обуславливают эту непереносимость. Но очевидно, что комплекс признаков, определяющих возможность приятия или неприятия глютена, не мог не иметь селективной значимости, потому что зерно — основа если не неолитического, то поздненеолитического «пищевого пакета». Также возможны некоторые наследования сцепленных генов: например, очень интересен такой признак, как фавизм — болезнь, которая не позволяет человеку воспринимать бобовые, даже их пыльцу, но защищает от малярии, что актуально для южных регионов. Здесь мы имеем дело с комплексом генетико-физиологических признаков.
5
Формирование нового типа питания формирует и экономические черты их. В эпоху ранних цивилизаций и позже появляются общества, которые специализируются в земледелии, употребляют пищу, по сути, почти вегетарианскую. Но исходно человек — плотоядное, всеядное существо. Чем больше растений, прежде всего зерновых культур, он употребляет, тем больше ему необходимы вещества, которых он не получает при таком рационе. Например, ему нужна соль — он расходует хлорид натрия и для поддержания гомеостаза крови, и для пищеварения. И тут — проблема: там, где зерно приносит хороший урожай, никогда не будет соли; там, где есть соль, не будет высокой урожайности. В этом — причина формирования универсальных торговых связей того времени: там, где сеют, нет соли. Эти же торговые связи определяют специализацию: владельцы соляных озер или каменных залежей соли оказываются в выигрышном положении. Таким образом, новый склад питания формирует и структуру расселения, структуру экономических связей. Это происходит автоматически, а не преднамеренно — и этот принцип важен для всей темы.
