1
Как правило, заказчик не ставит вопрос о том, кто приглашается в качестве эксперта и какими знаниями этот человек обладает. Обычно внимание обращают лишь на его статус: считается, что если он — профессор и доктор наук, директор какой-то компании или заместитель министра, то обладает необходимой экспертностью.
Эта традиция делегирования экспертности по статусу зародилась довольно давно и была закреплена в различного рода ГОСТах по проведению экспертных интервью и экспертного анализа. Их задача сводилась к тому, чтобы обозначить, каким образом собирать экспертные оценки в некоторый единый индекс или показатель. С одной стороны, мы понимаем, что экспертное мнение индивидуально и уникально, связано с определённым набором знаний (иначе зачем приглашать эксперта?), с другой стороны, нам очень важно, чтобы различные экспертные мнения дополняли друг друга и создавали общий контекст экспертности. Поэтому, когда говорят об экспертных методах, обычно подразумеваются способы агрегирования экспертных оценок. В связи с ними возникают различные математические модели оценки экспертности.
2
С одной стороны, эксперт — это герменевт, обладающий энциклопедическими знаниями по определённым проблемам. С другой стороны, экспертность и экспертное интервью подразумевают некоторый контекст, и через наблюдение, как здесь и сейчас они производится экспертное знание, стало возможным сомнение в том, экспертен человек или нет, то есть стала возможна фальсификация контекстуальной экспертности.
3
Одним из самых разработанных подходов к анализу контекстуальной, или ситуативной, экспертности можно назвать так называемый «конверсационный анализ» («conversation analysis»). Его основатель — Харви Сакс — обратил внимание на особый характер взаимодействия в разговоре, когда начал анализировать телефонные интервью. Он пытался понять, каким образом люди общаются друг с другом, как передают информацию, мнения, как удерживают внимание собеседника. Экспертное интервью — это прежде всего разговор, в котором должны каким-то образом проявляться элементы экспертного знания. Харви Сакс обратил внимание на то, что мы можем увидеть, как в речи воспроизводится социальный порядок. Другими словами, речь — это не только некоторая расстановка слов и фраз, но и социальное взаимодействие, фундаментальное для понимания социальных отношений.
Sacks H. Lectures on conversation / Ed. by G. Jefferson. London: Blackwell Publishing, 1995.
Sacks H. Notes on methodology // Structures of social action: Studies in conversation analysis / Ed. by M. Atkinson, J. Heritage. Cambridge: Cambridge University Press, 1984. P. 21-27.
4
Гейл Джефферсон — одна из ближайших учениц Сакса — разработала систему транскриптов разговора, которые позволяют фиксировать не только то, что сказал человек, но и то, как он это сказал. Паузы, интонация, смех, вздохи, наложение реплик — всё это фиксируется в рамках транскрипта, что позволяет увидеть, каким образом экспертное знание создается слово за словом и каким образом оно может разрушаться. Речь не идет о разрушении онтологических оснований знания. В другой обстановке человек может проявить себя экспертом, но здесь и сейчас может произойти нечто, что фальсифицирует его набор экспертных описаний. Мы не говорим исключительно о содержании: эксперт — это не тот, кто воспроизводит статьи из Википедии или Большой Советской Энциклопедии. Он позволяет нам приблизиться к некоторой проблемной ситуации, обозначить ее границы, увидеть то, как мы можем работать с ней.
Sacks H., Schegloff E.A., Jefferson G.A. Simpliest for the organization of turn-taking for conversation // Language. 1974. Vol. 50. No. 4. Part 1. P. 696–735.
5
В 2006 году Анастасия Макмиллан провела довольно любопытный эксперимент на материалах Фонда общественного мнения [Рогозин, Яшина, 2007]. Она взяла аудиозаписи экспертных интервью, которые проводились Фондом, и транскрибировала их в системе конверсационного анализа. Обнаружилось, что-то, что Фонд общественного мнения называет экспертностью, на 60% ею не является. Почему?
Во-первых, большинство экспертов, когда с ними разговаривали, ссылались на занятость и отсутствие времени. Интервьюер всячески пытался их удержать, а их ответы становились всё более короткими, резкими и всё менее определенными. Во-вторых, многие из экспертов не понимали, что от них требуется давать экспертные ответы. В-третьих, интервьюер только задавал вопросы, а респондент давал ответы на них. В этих условиях эксперт предполагал, что собеседник уже находится в контексте и пропускал необходимые пояснения. Этот момент характеризуется размытостью статуса интервьюера. Парадокс, но, с одной стороны, мы обращаемся к эксперту, чтобы получить некоторое знание, с другой ‑ можем это сделать только тогда, когда сами находимся на уровне эксперта.
6
В 2008 году Анна Турчик, участвовала в большом проекте, возглавляемом Виталием Куренным (НИУ ВШЭ), проводила исследования российской интеллигенции. В разных городах людям, отнесенным нами к интеллектуалам, задавался примерно такой вопрос: «Скажите, пожалуйста, как вы в целом относитесь к российской власти? Что вы о ней думаете?» Анна обнаружила весьма любопытный факт: все ответы начинались смехом, причем смеялся не только респондент, но зачастую и интервьюер, сопровождая смех извинениями: «Ну, вы извините, но я вынужден спросить… Ну, как вы к власти все-таки относитесь?» После непродолжительной паузы оба участника разговора если не переходили на смех, то не могли сдержать улыбок.
Если бы мы смотрели на эту ситуацию как на экспертное интервью и принимали во внимание только сформулированные ответы, то мы ничего бы не увидели. Но смех показывал катастрофическое отчуждение того слоя интеллигенции, который опрашивался (это были в основном представители общественного научного знания). Мы увидели, что власть и интеллигенция находятся на такой огромной дистанции, что уже в 2009 году даже поговорить об их отношениях становится невозможным. Где здесь экспертность? Экспертность как некоторый набор вербальных описаний, с которыми мы только и можем иметь дело в трансриптах, размывается.
Мыслящая Россия: Интеллектуально-активная группа / Под ред. В. Куренного. М.: Некоммерческий фонд «Наследие Евразии», 2009.
Турчик А. В. Конверсационный анализ смеха в речевом взаимодействии: случай конструирования оценок власти // Социологический журнал. 2010. № 1. С. 21-37.
7
Сейчас, с одной стороны, у нас довольно хорошо разработаны методики обработки экспертных ответов: метод Дельфи или метод анализа экспертных оценок. А с другой — возникли сильные сомнения в том, что эти экспертные оценки возможно сопоставлять друг с другом, поскольку тот сопоставимость и однозначность контекста, в котором они даются, при ближайшем рассмотрении весьма сомнительна. Примерно с 2007–2008 года в англоязычных публикациях набрали популярность так называемые mixed research — смешанные методы, когда совмещаются количественные и качественные процедуры. Фальсификация экспертности опирается как раз на такие методы, то есть на подход, при котором мы привлекаем ресурсы как обработки речи респондентов, так и некоторые стандартизированные способы подсчета оценок. Как это сделать корректно, быстро, эффективно? Большой вопрос. Но в том, что нам нужно осмысленно обрабатывать экспертные интервью и производить вполне определенные рекомендации, сомнений нет.
Рогозин Д., Яшина А. Фальсификация экспертности экспертного интервью // Телескоп: Журнал социологических и маркетинговых исследований. 2007. № 4. С. 32–45.
