Кто был первым роботом?

Миф о Талосе

 

Талос в греческой мифологии двоится и даже троится. Он и «бронзовый человек», которого, согласно позднему преданию, изготовил Гефест по просьбе Миноса, чтобы тот неустанно обходил Крит и прогонял или ловил пиратов. И мифический робот-великан, который защищал минойский Крит от вторжений. Внешне — похож на огромного человека, с телом из меди и всего одной веной, поддерживающей его жизнь. Она шла от шеи к лодыжке, а вместо человеческой крови в ней тек ихор — кровь богов.

 

Однако Талос был не просто роботом. В первой, афинской своей ипостаси он был племянником Дедала и еще более хитроумным, подававшим большие надежды инженером. Греки считали его изобретателем пилы и циркуля. Дедал, брат матери Талоса, Пердики, возненавидел племянника и убил его, столкнув с Акрополя. Дедалу пришлось бежать из Афин на Крит, а дальше сюжет разветвляется. Боги не дали Талосу умереть — он превратился в куропатку (пердикс) и улетел на Пелопоннес, в Мессению, там есть деревушка Пердиконери, где до сих пор отлично готовят дичь.

Почему же в Кембридже стоит памятник древнегреческому Талосу?

 

С одной стороны, все понятно: Британия — западная граница античной ойкумены. С другой стороны, памятник второстепенному мифологическому персонажу — это странно. С чего бы это?

 

Хороший вопрос. Потому что это и для многих жителей Кембриджа, наверное, странно, хотя что не странно в университетской жизни, которая идет себе вот уже девятое столетие подряд, давая всем, кто попадает сюда, прежде всего ощущение временности, хрупкости жизни? Это только кажется, что вот она, мощь традиции. Быстро утекает жизнь поколений. И все-таки каждый человек отпечатывается в этом городе чем-то особенным. И памятник Талосу — это личное послание скульптора Майкла Айртона человечеству, помнящему одних и легко забывающему других первооткрывателей.

На табличке написано: «Легендарный бронзовый человек был стражем минойского Крита — первой цивилизации Европы. Скульптор — Майкл Айртон». Да, тут что ни слово — нужен комментарий с кучей поправок.

 

Но сначала о Майкле Айртоне (1921–1975) — скульпторе, писателе, мыслителе, который взял фамилию бабушки-изобретательницы и суфражистки, очень знаменитой в Англии и Кембридже. Герта Айртон изобрела, среди многого прочего, новую модель сфигмографа — прибора, с помощью которого измеряется артериальный пульс, а умерла, когда Майкл, ее внук, был еще младенцем. Причиной смерти был укус насекомого.

 

Неужели это имеет какое-то отношение к Талосу?

 

Самое непосредственное.

 

Но ведь Минойская цивилизация — была?

 

Конечно, и, я бы сказал, не одна. Но по крайней мере на уровне мифа эта цивилизация была создана только для того, чтобы скрыть, оставив в живых, Минотавра — человека с бычьей головой, родившегося от союза Пасифаи, супруги Миноса, с Зевсом, принявшим облик быка. В 1930-е годы Минотавр страшно волновал европейских художников — как прообраз требующего человеческих жертвоприношений обожествленного полузверя, но и как несчастного, не справляющегося со своими страстями психопата. Гениальный бронзовый Минотавр Айртона выставлен в знаменитом Йоркширском парке скульптур, рядом с работами Генри Мура и других, более известных ваятелей.

В ста метрах от памятника Талосу в Кембридже стоит еще один странный объект — Лабиринт. Здесь он напоминает гигантский грецкий орех или мозг, вынутый из черепной коробки. Всемирный символ архитектуры и науки, увеличенное изображение человеческого мозга, придает дополнительное измерение нашим с вами размышлениям о природе прикладной науки.

 

Природа ставит перед человеком задачи, решая которые тот все-таки остается слабым, подверженным страстям человеком. При этом могущество изготовленного вступает в иронический конфликт с потенциальным практическим результатом. Не случайно Айртон изображает причинное место Талоса-робота таким открытым и беззащитным. В то же время главный конструктивный недостаток робота — в рациональном согласовании действий головы и ног.

 

Ахиллесова пята?

 

Совершенно верно. Существуют греческие слова и выражения, которые всем известны. Одно из таких слов — это «бабка», или «пята», она же ахиллесова пята, косточка на ноге, уязвимое место Ахилла. За эту косточку держала его Фетида, когда обжигала младенца, чтобы сделать его неуязвимым, и эта единственная косточка осталась уязвимой. Почему она уязвима? Нам объяснят, что у греческих воинов, которые сражаются почти босиком, это слабое место: попадает туда копье или камень, и боец становится беспомощным и гибнет.

 

Называется эта штука «астрагал». И с этими астрагалами, с этими бабками происходит удивительное превращение: в них играют как в кости — слово «альчики» происходит отсюда.

 

В XXIII песни «Илиады» тень Патрокла говорит Ахиллесу:

 

«Кости мои, Ахиллес, да не будут розно с твоими;

Вместе пусть лягут, как вместе от юности мы возрастали

В ваших чертогах. Младого меня из Опунта Менетий

В дом ваш привел, по причине печального смертоубийства,

В день злополучный, когда, маломысленный, я ненарочно

Амфидамасова сына убил, за лодыги поссорясь.

В дом свой приняв благосклонно меня, твой отец благородный

Нежно с тобой воспитал и твоим товарищем назвал.

Пусть же и кости наши гробница одна сокрывает,

Урна златая, Фетиды матери дар драгоценный!»

 

«За лодыги поссорясь» у другого переводчика звучит как «раздражася за козон». Что это за «лодыги», что за «козон»? Это и есть астрагал, который находится чуть выше стопы, это соединяющая косточка между голенью и стопой. Она была очень важна и для Дедала, когда он делал Талоса. Бедного Талоса тоже убили, потому что выбили эту косточку, соединяющую непосредственно стопу и голень.

 

Являясь анатомическим символом загробного царства, астрагал оказался в центре целого пучка мотивов, о которых сейчас нужно сказать, чтобы было понятнее и их архитектурно-мифологическое содержание.

Как же далеко мы куда-то забрались от Талоса!

 

Нет, мы совсем рядом! Талоса изготовил для Миноса Гефест, а погубила Медея, ставшая, кстати, в загробном царстве супругой Ахиллеса. Колхидская колдунья опоила Талоса и вынула из его ноги лодыжку-пробку, после чего из медного гиганта вытек ихор — кровь богов, которой тот был заправлен. Отсюда и латинское слово для астрагала — talus.

Афинский племянник Дедала, который изобрел пилу, первым научился делать из ствола брус (Apld. III 15 9), чем воспользовался Дедал, когда строил Лабиринт. На связь мифологии Талоса и Ахиллеса, а вместе с тем и принадлежность мотива астрагала к погребальному культу указывает статья «Сардонический смех» в словаре Суды, где, в частности, говорится, что «карфагенцы во время богослужений помещали ребенка в руки медной статуи Кроноса, протянутые над очагом, а искаженный рот поджариваемого казался им выражением смеха. Симонид же утверждает, что изготовленный Гефестом Талос, прыгая в костер, убивал сардинцев, не желавших подчиниться Миносу; он прижимал их к груди и заставлял осклабиться».

 

Так получилось, что, фотографируя памятник работы Айртона, я не заметил женщину, толкавшую велосипед, и бездомных, спавших у стены дома в Львином Дворе великого университетского города. Но вот они запечатлены на снимке и будут сопровождать нас в дальнейшем. Мы говорим «изобретать велосипед», когда хотим сказать о чьих-то смехотворных потугах придумать то, что давным-давно придумано. А вот скульптура Майкла Айртона учит нас совсем другому. Потому что ничего еще не придумано, и то, что было в незапамятные времена, в любое мгновение может вернуться. Тот, кто полагал себя величайшим изобретателем, может быть убит коварным человеком и превратиться в куропатку.