Филолог Алексей Вдовин рекомендует подборку книг, которые помогут сформировать представление о том, как развивалась литературная критика в разных странах.
1
Hrsg. von Karlheinz Barck. Fontius M. Kritisch / Kritik // Ästhetische Grundbegriffe: historisches Wörterbuch in sieben Bänden / Stuttgart, Weimar, 2000. Bd. 3. S. 450–488.
Пожалуй, самая полная научная история понятия «критика» (прежде всего литературная, но не только) от античности до середины XX века. Рассказ ведется в лучших традициях немецкой истории эстетических понятий: читатель найдет здесь и сведения о том, как понимали задачи критики ее великие практики, и историко-культурный контекст, и соотношение критики с другими важнейшими понятиями. Кульминацией статьи, без сомнения, можно считать раздел о «критической революции» в Германии конца XVIII — начала XIX века, когда иенский романтик Фридрих Шлегель переосмыслил задачи литературной критики, приписав ей роль куратора национальной литературы. Отныне критика должна была стать орудием национального культурного строительства, а критик — ключевой фигурой современности. Фонциус показывает, как и почему такое понимание критики доминировало на протяжении 150 лет — вплоть до эпохи постмодерна.
2
Frye, Northrop. Anatomy of Criticism: Four Essays. Princeton University Press, 1957.
Эпохальная книга канадского профессора Нортропа Фрая систематизировала сугубо литературоведческие способы толкования художественных произведений, которыми критики и литературоведы пользовались спокон веку. Труд Фрая продолжает вдохновлять многих крупных литературоведов, поэтому заслуживает упоминания. Книга посвящена четырем основным способам толкования текстов: историческому, этическому, архетипическому и риторическому. Каждый из них обращен к определенному уровню структуры художественных произведений. Так, исторический способ интерпретации, по Фраю, всегда исходит из двух базовых типов порождения текста — на основе сюжета (трагический или комический) или на основе идеи (или темы). Второй способ толкования (этический) основан на разных стратегиях символизации содержания текста — от наделения дополнительным смыслом повторяющихся слов до грандиозных аллегорий типа «Божественной комедии» Данте. Третий способ заключается в выявлении мифологических образов, на которых проецируется сюжет или персонажи. Наконец, четвертый способ — это разговор о жанрах (в русской традиции родах) — эпическом, фикциональном, драматическом или лирическом. Несмотря на спорность классификаций, книга Фрая — это едва ли не самая амбициозная со времен «Поэтики» Аристотеля попытка систематизировать процедуры, с помощью которых читатели и филологи трактуют литературные тексты.
3
Hohendahl P.U. The Institution of Criticism. Ithaca and London: Cornell University Press, 1982.
Эта книга известного немецкого историка литературы подводит итог социологическому изучению литературной критики как важнейшего социального института модерных обществ. Вдохновленный диссертацией Вальтера Беньямина о роли немецкой критики в эпоху романтизма и знаменитой книгой Юргена Хабермаса о «публичной сфере», Хоэндал показывает, как и почему литературная критика в XIX веке всегда значила больше, чем просто анализ литературных произведений. Звездный час литературной критики настал в XIX веке и именно в Германии, а не во Франции и Великобритании. Автор исследования рассказывает увлекательную историю о том, как филолог Фридрих Шлегель, историк Георг Гервинус и политический журналист Карл Маркс по-разному, но с одинаковой безапелляционностью наделили литературную критику правом управлять не только литературой, но и обществом со всеми его институтами. Ценность и несомненный интерес книги Хоэндала заключается в том, что он еще до социолога Пьера Бурдье предложил весьма изощренный социологический подход, чтобы объяснить, как работает литературный критик, встроенный в более сложную систему. Причем сразу на нескольких уровнях: эстетическом (критик оперирует эстетическими категориями), литературном (ранжирует тексты и авторов), коммуникативном (посылает сигналы обществу и политикам).
4
Terras, V. Belinsky and Russian Literary Criticism: The Heritage of Organic Aesthetics. Madison: University of Wisconsin Press, 1974.
Едва ли не лучшая и до сих пор не превзойденная по объяснительной силе книга о том, как Белинский мыслил о литературе, интерпретировал русскую классику и почему оказал такое влияние на русскую культуру. Возводя истоки взглядов «неистового Виссариона» к немецкой философии и эстетике (Гердер, братья Шлегели, Фихте, Гегель, Фейербах), Террас не сводит представления критика к набору общих мест, но показывает их диалектичность и системность. Вопреки советским клише о Белинском-реалисте, Террас обоснованно видит в Белинском позднеромантического критика, проповедовавшего «исторический органицизм» — непрерывно развивающееся единство литературы, культуры и социума нации, подобное живому организму. Террас доказывает, что на протяжении всей карьеры у Белинского была единая, всегда органицистская концепция искусства, литературы и ее эволюции, но члены этого «дифференциального уравнения» могли меняться. Отсюда известные метания и колебания великого критика от «примирения с действительностью» до оппозиционного культа «социальности» в конце 1840-х годов.
5
Под ред. Евгения Добренко и Галина Тиханова. История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2011.
Российская наука XX века, к сожалению, не может похвастаться резонансными работами о критике. Все, чем мы располагаем, — обобщающие истории русской критики. Лучшая из них — эта коллективная монография, первая попытка создать многоаспектную историю института литературной критики в наиболее сложную эпоху, когда базовая функция критики — рефлексировать и проблематизировать — оказалась под запретом. Состоящая из 15 глав, написанных известными специалистами из России, США, Великобритании, Германии, Италии, книга рассказывает сразу несколько историй: о расцвете литературных и критических теорий 1920-х годов (среди которых критическое творчество формалистов лишь один эпизод); о превращении критики в служанку сталинской идеологии после 1928 года и о медленном восстановлении права говорить в эпоху «оттепели»; о насыщенной полемиками жизни эмигрантской критики между двумя мировыми войнами и позже; о разных политических проектах критики позднесоветского периода и, наконец, о причудливом ландшафте критики 1990–2000-х годов в ее соотношении с полем академической науки и публичной сферы в современной России. Критика предстает в книге одновременно и как социальный институт, и как поле эстетической оценки, и как пространство политической полемики, — словом, во всей своей подлинной многоликости. Стоит добавить, что каждую главу можно читать отдельно.
