Что читать о том, как формировалось человеческое представление о знании, рассказывает кандидат философских наук Ольга Столярова
Историческая эпистемология разделяет с другими неклассическими эпистемологиями (социальной эпистемологией, натурализованной эпистемологией, прагматической эпистемологией, эволюционной эпистемологией и т. п.) интерес к развитию знания и контексту, в котором это развитие приобретает уникальный характер, а также (и это, пожалуй, самое главное) к тому, какие эпистемологические выводы можно извлечь из этого развития. Своеобразие исторической эпистемологии состоит в том, что она имеет дело, если можно так выразиться, с тканью истории, рассматривая историческое время в качестве условия формирования понятий.
В середине 20 в. историческая эпистемология была представлена работами Мишеля Фуко, Жоржа Кангилема, Томаса Куна (я бы отнесла работы Куна к этой традиции, хотя на этот счет существуют разные мнения) и др. (будем считать этих авторов «второй генерацией»). Сегодня в традиции исторической эпистемологии работают Ян Хакинг, Арнольд Дэвидсон, Ханс-Йорг Райнбергер, Питер Гэлисон, Лоран Дэстон, Саймон Шэффер, Изабель Стенгерс. Мои рекомендации относятся к, условно говоря, «третьей генерации» исторических эпистемологов, — зарубежной (в основном, англоязычной) литературе последних десятилетий, которая ждет русских переводчиков.
1
Shapin S., Schafer S. Leviathan and the Air-Pump: Hobbes, Boyle, and the Experimental Life (Princeton University Press, 1985)
«Левиафан и воздушный насос: Гоббс, Бойль и экспериментальная деятельность» — яркая и резонансная книга по социальной истории науки, давно уже ставшая «классикой жанра». Несмотря на то, что книга не относится непосредственно к традиции исторической эпистемологии, на мой взгляд, она смыкается с последней.
В центре внимания авторов, Стивена Шейпина и Саймона Шэффера, противостояние натурфилософии и экспериментальной науки в 17 веке. Первую представляет Томас Гоббс, вторую — Роберт Бойль. В эту эпоху выбор между спекулятивным и экспериментальным подходами к исследованию природы был для современников Гоббса и Бойля далеко не очевиден. Полемика между Гоббсом и Бойлем касается вопроса о происхождении и характеристиках научного знания. С точки зрения Бойля, новое знание о природе следует добывать в искусственных условиях с помощью инструментов (например, сконструированного им воздушного насоса) и экспериментов. Такое знание не обладает строгой аподиктичностью логики и математики, оно обладает вероятностной фактичностью. С точки зрения Гоббса, единственным правильным орудием постижения природы является чистое мышление, которое обеспечивает истинный, необходимый и универсальный, характер знания.
Исследуя перекрестную аргументацию спорящих сторон, Шейпин и Шэффер не ограничиваются внутренней логикой этой аргументации. Они отходят от интерналистского рассмотрения науки в сторону экстернализма. Авторов интересует культурный (социальный и материальный) контекст полемики. Они связывают разные точки зрения на производство знания с социальными, политическими и технологическими системами и практиками. Ключевая тема книги — переплетение материальной культуры и интеллектуальной истории.
Ян Хакинг сказал по поводу этой книги следующее: «это — философская история, в которой главным героем является не Роберт Бойль и не Томас Гоббс, а инструмент, аппаратура — воздушный насос».
2
Stengers I. The Invention of Modern Science (University of Minnesota Press, 2000; originally published as L’Invention des sciences modernes. — Paris, 1993)
Изабель Стенгерс, по моему мнению, автор трудный. Ее тексты изобилуют метафорами, косвенными отсылками к другим текстам, ее аргументация подчас запутанна, а язык тяжеловат. Хотя, может быть, некоторые проблемы вызваны переводом — я читала тексты Стенгерс, в основном, по-английски и немного по-русски. Рекомендуемая книга была написана на родном языке автора — французском. Тем, кто читает по-французски, думаю, лучше обратиться к первоисточнику.
При всей трудности языка (a, может быть, это обычный стиль французских интеллектуалов?) Изабель Стенгерс — один из самых значительных философски ориентированных историков науки, и ее работы, несомненно, заслуживают самого пристального внимания. «Изобретение новой науки» — историческое и философское исследование того, как наука Нового времени приобрела право говорить от лица реальности. Обращаясь к экспериментам Галилея, Стенгерс рассматривает открытие Галилеем новых законов и новых методов открытия этих законов как событие. Здесь следует сослаться на концепцию события Жиля Делёза, поскольку именно на ее основании Стенгерс развивает собственное видение науки как феномена, порожденного историей (временем) и в свою очередь эту историю создающего.
Книга написана по следам «научных войн» (полемики социальных конструктивистов с учеными-реалистами) и поднимает вопросы политической легитимации научной объективности, связи социальных интересов и внутринаучных целей, взаимоотношения науки и ее философской критики.
Стенгерс обладает еще одной примечательной чертой. Она — не только историк науки и философ, она — химик по образованию и много лет сотрудничала с Ильёй Пригожиным, нобелевским лауреатом, работавшим в области неравновесной термодинамики. Может быть, поэтому в своих размышлениях о науке Стенгерс сохраняет наивность ученого, который в отличие от скептика-философа добывает знания о мире-как-он-есть-на-самом-деле. Но наивность Стенгерс — не простая, не вполне «наивная наивность». Это наивность, пропущенная через фильтр критицизма и принципиально восстановленная в правах.
3
Davidson A.I. The Emergence of Sexuality: Historical Epistemology and the Formation of Concepts (Harvard University Press, 2001)
Книга Арнольда Дэвидсона «Возникновение сексуальности. Историческая эпистемология и формирование концептов» посвящена истории феномена сексуальности. Автор размышляет о том, каким образом новая форма опыта (то, что мы называем «сексуальностью») связана с возникновением новых структур знания, нового стиля мышления и новых концепций. Книга представляет собой продуктивную комбинацию дисциплинарной истории и философии дискурсивных практик. Дэвидсон исследует условия возможности таких понятий как «извращение», «гермафродитизм», «гомосексуальность» в контексте исторического развития медицинского дискурса. Но он не ограничивается историей. Он также анализирует теоретические принципы исторической эпистемологии, учитывая при этом не только континентальную традицию (работы Жоржа Кангилема и Мишеля Фуко), но и англо-американскую традицию аналитической философии. По мнению Питера Гэлисона, ключевая идея этой книги состоит в том, что она соединяет «исторический» и «аналитический» аспекты важнейшей философской проблемы — проблемы понятия.
Думаю, книга будет полезна всем, кто интересуется постмодерном, развитием идей Фуко, неклассической эпистемологией, историей науки (в особенности, психиатрии) и наметившимся в последние десятилетия сближением аналитической и континентальной мысли.
4
Hacking I. Historical Ontology (Harvard University Press, 2002)
Книга «Историческая онтология» принадлежит авторству одного из самых интересных современных философов и историков науки — Яна Хакинга. Интересен Хакинг, прежде всего, тем, что ему удается совмещать (не эклектично, а гармонично) весьма разнородные традиции мысли, отсылающие одновременно к немецкой классической философии и французскому рационализму, континентальным постмодернистам и англо-американским аналитикам, философам, логикам, историкам науки и социологам.
Книга объединяет под одной обложкой статьи, написанные в 70-е-90-е годы. Большую часть текстов Хакинг опубликовал повторно, но кое-что написано специально для «Исторической онтологии». Сквозная проблема — историческое возникновение научных объектов и концепций. Слово онтология в названии говорит о том, что философия преодолела «лингвистический поворот», описала петлю и возвращается к миру. Но в этом возвращении сущностная связь с эпистемологией, конечно, сохраняется как сохраняется связь объектов и концепций. В книгу вошли такие известные работы Хакинга, как «Язык, истина и разум» (Language, Truth, and Reason, 1982), «Стиль» историков и философов» («Style» for Historians and Philosophers, 1992).
Вообще говоря, основная тема книги — онтологические условия возможности понятий. Эти условия Хакинг рассматривает в качестве стилей мышления. Последние же — не столько человеческие «конструкции», сколько полнокровные научные и повседневные практики, в которых рождаются новые объекты.
Эта книга, на мой взгляд, дает хорошее, достаточно полное, представление как о философских предпочтениях и концепциях Яна Хакинга, так и о проблематике исторической эпистемологии.
5
Daston L.J., Galison Р. Objectivity (New York: Zone Books, 2007)
«Объективность» — еще одна замечательная книга о том, как вещи, которые мы создаем, и которые нас окружают, участвуют в развитии нашего знания о мире. Это совместный труд двух философов и историков науки Питера Гэлисона и Лоран Дэстон. Книга быстро завоевала большую популярность. На нее было написано множество рецензий. Авторы не только доказывают, но и показывают (в книге подобран прекрасный иллюстративный материал), что объективность имеет историю. Причем эта история относится не к понятию, а к самому опыту объективности как теоретической и практической связке «человек-мир» — опыту, который устанавливает и гарантирует наука. И что любопытно — история объективности оказывается буквально «вплавлена» в историю материальной культуры.
Концепция Дэстон и Гэлисона в значительной степени построена на переосмыслении и развитии идей Витгенштейна и Фуко. С точки зрения авторов, научная объективность представляет собой исторически и культурно локализованные практики наблюдения и создания научных изображений, над которыми надстраивается нормативная методология науки, далеко не всегда отдающая себе отчет в своих практических истоках.
Так, объективность диахронически и синхронически соседствует с иными дискурсивными практиками и иными нормативными методологиями, в основе которых лежат иные изобразительные технологии. К примеру, дискурсивная практика «верность природе» многим обязана тандему ученого-натуралиста и художника-иллюстратора. Что же касается практики «объективности» — она появилась на свет не без участия фотографии. А аргументом, который делает эту историю очевидной для читателя, служат компендиумы изображений — естественнонаучные атласы Нового и Новейшего времени.
Я думаю, что, прочитав «Объективность», невозможно не разделить с авторами увлечение исторической эпистемологией — дисциплиной, которая судит о знании, учитывая время как ключевой фактор его формирования.
Читайте также
Поддержать постнауку 
